Николай Гумилев: жизнь расстрелянного поэта

Отчего Гумилёв остановился на библейском названии сборника? По Библии, Господь сам шел ночью в «столпе огненном», чтобы освещать путь сынам Израилевым. Этот символ использовал в свое время и Ницше в своей знаменитой книге «Так говорил Заратустра»: «Горе этому большому городу! — И я хотел бы уже видеть огненный столп, в котором он сгорает!..» Гумилёв, несомненно, православный человек, хотя в молодости и переживший сильное увлечение богоборцем Ницше, все же остановился на библейском значении огненного столпа как очищающего и освещающего путь в будущее. Новую книгу поэта нужно расшифровывать с учетом того времени. Среди стихов, написанных в 1920 году и составивших основу нового сборника, есть такие шедевры гумилёвской словесности, как «Сентиментальное путешествие», «Память», «Шестое чувство», «Звездный ужас». А это очень много для одного календарного года и говорит об обострении чувств поэта о том, что он жил и творил с оглядкой на Бога.

По воспоминаниям Ольги Арбениной и Ирины Одоевцевой, через десять дней после «Заблудившегося трамвая» (то есть в первой половине 1920 года) Николай Степанович написал стихотворение «У цыган» и посвятил его цыганской певице Нине Александровне Шишкиной-Цур-Милен. Своей возлюбленной цыганке Гумилёв подписывает второе издание «Жемчугов»: «Богине из Богинь, Светлейшей из Светлых, Любимейшей из Любимых, Крови моей славянской прост<ой>, Огню моей таборной крови, последнему Счастью, последней Славе Нине Шишкиной Цур-Милен дарю я эти „Жемчуга“». Такой душевной надписи на его книгах не удостаивалась ни одна из возлюбленных поэта.

О. М. Грудцова, знавшая певицу, вспоминала: «…Много я слышала в продолжение моей жизни цыган, но такого замечательного таланта не приходилось встречать». А для Гумилёва талант был превыше всего. Он пишет стихотворение «У цыган» (1920), полное мистических символов:

Вещие струны — это жилы бычьи,
Но горькой травой питались быки,
Гортанный голос — жалобы девичьи
Из-под зажимающей рот руки.

Как и в стихотворении «Заблудившийся трамвай», Николай Степанович смещает плоскости реальных и воображаемых событий: то ли он видит цыганскую пляску, то ли погружается в мир видений и:

Пламя костра, костра колонны
Красных стволов и оглушительный гик,
Ржавые листья топчет гость влюбленный —
Кружащийся в толпе бенгальский тигр.

Красное пламя, пьяный от крови тигр, жрица и девушка с гусаром. Кажется, что поэт зашифровывает истинный смысл на потом, для потомков. Может быть, девушка — это Россия, а пьяный тигр, у которого «капли крови текут с усов колючих», — это поработитель ее.

При жизни Гумилёва к стихотворению отнеслись неоднозначно. Блок сказал, что оно ему «совсем не нравится». Николай Оцуп ставил «У цыган» выше «Заблудившегося трамвая» по форме написания: «„У цыган“ является блестящим примером развития образа, которое, на первый взгляд, неуправляемо законами разума, но в действительности обусловлено самим словесным материалом, избранным поэтом… Так струны гитары — „жилы бычьи“ — наводят на мысль о „горькой траве“ пастбищ, куда поэт завлекает нас…» Горькие травы — это и есть та разгульная жизнь без Бога, поэтому Гумилёв и пишет: «Счет, Асмодей, нам приготовь!» Асмодей не кто-нибудь, а демон разрушения и сладострастия в древнееврейской мифологии.

В феврале Гумилёв пишет стихотворение «Сентиментальное путешествие». По одним воспоминаниям оно посвящалось Ольге Арбениной, по другим — поэтессе Марии Тумповской.

В стихотворении «Память», написанном после 15 апреля 1920 года, по другим данным — 15-го (3 апреля по старому стилю), то есть в день своего рождения, поэт переосмысливает жизнь, как бы подводит итоги. Можно согласиться с известным поэтом-символистом Николаем Минским, что«…поэт рассказывает о четырех метаморфозах своей души, или вернее, о последовательном пребывании в нем четырех различных душ…». Об этом стихотворении было написано достаточно много работ, и отдельные исследователи договорились до того, что Гумилёв развивает масонские мотивы «угрюмого и упрямого зодчего» [83]. В этих двух аллегорических строках:

Я — угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле —

Гумилёв зашифровал, на мой взгляд, не чуждые русскому народу масонские идеи, а высказал свою надежду на восставшую из рабства Россию.

Поэт не верит, что это будет скоро. Он предчувствует, что ему до Нового Иерусалима не дожить, потому и предстает перед ним путник — смерть.

Открыто о своих взглядах на происходящее в России Гумилёв говорит в стихотворении «У ворот Иерусалима…», обращенном к жене А. М. Ремизова Серафиме Павловне Ремизовой-Довгелло и написанном после 17 ноября 1920 года: