Николай Гоголь

Дома он возобновил свой обычный уклад жизни: работа и отдых. Он писал по утрам, рисовал, занимался садом, читал религиозные книги, мечтал, купался, просил свою сестру Ольгу сыграть ему на пианино украинские песни. В один из дней он собрал в своей комнате нищенствующих странников и с восторгом послушал народные напевы. Россия, которую он раскрывал для себя с запозданием, становилась все ближе и ближе его сердцу. Он видел в ней противоположность ревнивой любви Бога.

«…Да и вообще Россия все мне становится все ближе и ближе; кроме свойства родины, есть в ней что-то еще выше родины, точно как бы это та земля, откуда ближе к родине небесной. Но, на беду, пребывание в ней вредоносно для моего здоровья».[572]

Поскольку осень уже была не за горами, он начал подумывать о своих планах по отъезду в теплые края. По совету госпожи Смирновой он даже написал письмо шефу жандармов, графу Орлову, о том, чтобы ходатайствовать одновременно о паспорте и о деньгах. Его здоровье и в большей степени его работа требуют, писал он, того, чтобы провести зимние месяцы в одной из южных стран. Эта работа будет значимой для России, поскольку речь идет о продолжении «Мертвых душ», в которых «выступает русский человек уже не мелочными чертами своего характера, не пошлостями и странностями, но всей глубиной свой природы и богатым разнообразием внутренних сил, в нем заключенных».

«О многом существенном и главном следует напомнить человеку вообще и русскому в особенности, – продолжал Гоголь. – Поэтому мне кажется, что я имею некоторое право поберечь себя и позаботиться о своем самосохранении. Принужденный поневоле наблюдать за своим здоровьем, я уже заметил, что тот год для меня лучше, когда лето случалось провести на Севере, а зиму на Юге. Летнее путешествие по России мне необходимо потому, что на многое следует взглянуть лично и собственными глазами. Зимнее пребывание в некотором отдалении от России, на Юге, тоже необходимо (не говоря уже о потребности для здоровья). Писателю бывает необходимо временное отдаление от предмета, который он видел вблизи, затем, чтобы лучше обнять его. У меня же это преимущественная особенность моего глаза. Присоветуйте, придумайте, как поступить мне, чтобы получить беспошлинный паспорт и некоторые средства для проезда. Состоянья у меня нет никого, жалованья не получаю ниоткуда, небольшой пенсион, пожалованный мне великодушным государем на время пребывания моего за границей для излечения, прекратился по моем возвращении в Россию… Если необыкновенность просьбы моей затруднит вас дать совет мне, тогда поступите так, как, может быть, и без меня научит вас благородное сердце. Представьте это письмо, прямо как оно есть, на суд его императорского величества. Что угодно будет Богу внушить его монаршей воле, то, верно, будет самое законное решение».

Чтобы закончить убеждение своего именитого корреспондента, Гоголь к аргументам, касающимся необходимости завершения второго тома «Мертвых душ», привел еще один – свое намерение написать географию России, «выразительную и живую», предназначенную для обучения детей с юного возраста, которая бы могла продемонстрировать им красоту земли русской и «основные качества русского народа».[573]

То же самое он написал наследнику престола и графу Олсуфьеву, однако так и неизвестно, дошли ли эти письма до адресатов. Во всяком случае, он не получил никакой субсидии и никакого паспорта, о которых ходатайствовал. Ему ничего не оставалось, кроме как согласиться поехать в южные провинции России. И он решил провести зиму в Одессе. Где-то к середине октября он отправился в дорогу.

Нескончаемое путешествие, под изнуряющим водопадом неба.

«С большим трудом добрался я, или, лучше сказать, доплыл до Одессы. Проливной дождь сопровождал меня всю дорогу. Дорога невыносимая. Ровно неделю я тащился, придерживая одной рукой разбухнувшие дверцы коляски, а другой расстегиваемый ветром плащ. Климат здешний, как я вижу, суров и с непривычки кажется суровей московского».[574]