А вот что мы читаем в тексте Жития у Метафраста, когда рассказывается о поставлении его епископом Мир Ликийских: «Муж берет его за руку и тотчас спрашивает: «Как тебя, дитя, звать?» Святой уважительно и просто отвечает: «Я грешный Николай, владыка, раб твоей святости»…»;«почтя встречу с Николаем счастьем, говорит ему: «Следуй за мной, дитя», и приводит к епископам». Да и святитель Дмитрий Ростовский в своем Житии называет в этот момент изложения Николая Чудотворца — «чадо» (фактически — «дитя»).
Разве это не говорит о возрасте нового епископа Мир? Если бы ему было далеко за сорок или пятьдесят, то вряд ли бы его называли «дитя». Можно, конечно, считать, что так в обиходе говорят — «дитя Церкви». Но не всегда это можно приложить к стоящему перед престолом новому епископу…
«Епископом он стал, по-видимому, около ЗОО-го года, будучи, приблизительно, тридцати лет от роду…» — пишет упомянутый нами М. Н. Гаврилов в книге о святителе. Большая российская энциклопедия, ссылаясь на Житие святителя Николая, написанное Михаилом Архимандритом, делает прелюбопытное замечание о том, что он «получил хорошее образование… Благодаря чудесному знамению, собор ликийских епископов поставил его в епископы г. Миры напрямую из мирянина, что соответствовало реалиям IV в.». То есть он мог быть совсем молодым человеком, при этом будучи рукоположен в архиерейский сан.
Историк В. О. Ключевский в своем труде «Древнерусские жития святых как исторический источник» в качестве приложения опубликовал «Слово иже во святых отца нашего Николы, о житьи его и о хожении его и о погребении». Текст его для наших рассуждений — весьма интересен. Мы видим, что духовная зрелость и пастырский дар открылись для святителя еще в четырнадцатилетием возрасте. А еще через три года уже пошел слух о совершаемых им чудесах. «И св. Никола, — читаем мы в Житии, —
Для чего нужны все эти рассуждения? Для того чтобы ощутить, что святитель Николай Чудотворец мог быть (и, скорее всего, был) не столь уж «старым» не только во время рукоположения в священнослужители, но и в конце своего жизненного пути. То есть идея о его возрасте больше семидесяти лет при кончине — лишь рабочая гипотеза антрополога, которая неожиданно повлияла на попытку изменения дат рождения и смерти некоторыми другими историками.
А может, не стоит спешить?
Более того, судить о старости и мудрости в те времена по признаку многолетия проживания на Божьем свете не вполне верный путь к определению дат жизни того или иного исторического деятеля. Что мы имеем в виду? Простую истину, хорошо понятную историкам: старость в древние времена наступала намного ранее, чем, например, сегодня. Человек, доживший до пятидесяти лет, уже был стариком! А тридцатилетний — более чем зрелым гражданином страны. Возраста 70 или 80 лет достигали единицы. То есть останки человека пятидесяти-шестидесяти лет могут быть похожи на те, что имеют возраст за 70, особенно если сравнивать их с останками наших современников.
В книге современного исследователя Римской империи и Ромейского царства С. Б. Сорочана «Византия. Парадигмы быта, сознания и культуры» читаем: «Средняя продолжительность жизни византийцев составляла для мужчин — 35–44 года, а для женщин — 25–34 года, что вообще было обычно для античного и средневекового общества. Старость тогда начиналась очень рано, в том возрасте, который мы сегодня называем зрелым. Пожилым считался уже 50—60-летний, а 70-летний — очень старым. «Долгожителями» являлись отдельные василевсы, ученые, писатели и монахи, конечно, если их жизнь не обрывалась насильственно, от раны в бою или мечей заговорщиков. 71 % ромеев умирал, не достигнув возраста 45 лет, и 74 % не добиралось до 50 лет. Очень немногие переживали 70-летие. По этой причине византийское общество, как и любое средневековое, оставалось достаточно молодым. Средняя продолжительность жизни с нашей точки зрения была мизерной — 22–23 года».