Никола Мокрый

Пробивавшееся сквозь ветви солнце делало лесную дорогу золотой. Землю густо усыпали опавшие иголки и шишки. Катя бежала к морю по длинной песчаной тропинке. Ее окружали деревья причудливой формы — золотокоричневые стволы с развилками толстых ветвей напоминали то огромных деревянных осьминогов, то чьи-то вытянутые острые когти. Лес казался колдовским. Колдовскую, неестественную для горожанина тишину нарушал только шум прибоя. Море было совсем рядом. И через восемь минут Катя вышла к узкому, уже съеденному волнами берегу и протянула вперед властную руку.

* * *

Дашин мопед ворвался по Нижнеюрковской на Лысую гору Юрковицу и угодил в паутину крохотных улиц. Путаные, петляющие, усыпанные маленькими белыми хатками с резными окошками улочки закрутили Дашу. Отто Шмидта, Соляная, Печенежская — казалось, они не подчиняются карте, меняются каждые пять минут, кружа голову путникам и ездокам. Иногда подъем был столь крутым, что Дашин механический «пони» почти вставал на дыбы, иногда за низкими крышами и кронами деревьев мелькала маленькая золотая маковка Макариевской… и вновь исчезала, пока Чуб искала проезд. Лишь минут пятнадцать спустя Лысая Гора сжалилась над взмыленной Киевицей и совершенно внезапно сама вывела ее на крохотную улицу — прямо к воротам единственной в Киеве деревянной церкви.

И только подъезжая к ней, Даша Чуб вспомнила, что не может войти туда.

Ведьма не могла войти в церковь! Не каждая… Маша могла, и легко. Катя — с преогромным трудом. Даша же делала шаг прямо в пекло. Собственно, она и сделала всего один шаг — однажды, в направлении Киевской Лавры. Но ощущений хватило на всю оставшуюся жизнь. Боль была невыносимой, словно ее окатили кипятком как шелудивого пса — лоб был обожжен, кожа обварена.

Она вспомнила ту, старую, боль столь явственно, что замерла на маленькой, короткой и узкой, совершенно пустой улочке. За спиной Даши Чуб серел безликий забор, охранявший какую-то умершую стройку. Землепотрясная стояла одна у дощатых, покрашенных зеленой краской ворот между двумя кирпичными столбиками — за ними возвышалась примостившаяся на самой макушке Горы крохотная голубая церквушка с беседкой у входа и идиллическим маленьким садиком. В беседке стояли зеленые скамейки, в саду цвели ромашки, гортензии, лилии. И все это тихое благолепие было для Даши средневековой пыточной ведьм — железной девой и испанским сапогом в одночасье.

Помедлив, Чуб набрала Катин номер — сейчас было не до обид, оскорблений и ссор. Но телефон Дображанской был недоступен. Даша набрала Акнир — с тем же успехом. Теперь следовало позвонить главе Киевских ведьм — Василисе Андреевне, спросить, кто из ее подопечных может войти… Но Чуб вдруг явственно осознала: не стоит. Бессмысленно! Тут нужна не ведьма, а праведница, вроде той, какой была мать младенца, чья молитва оказалась так чиста и легка, что долетела до самых небес. Вот кто нужен, а не Даша Чуб — эгоистка, способная проморгать даже смерть лучшего друга из-за «воздушного шарика».

На кирпичный столб, помеченный белым крестом, опустился черный ворон, захлопал крыльями. Почти сразу из здания церкви вышла высокая женщина в светлом платке. С отрешенным лицом она направилась куда-то к хозяйственным постройкам. И Чуб всем сердцем ощутила, что церковь пуста.

Ворон наклонил голову, глядя на Дашу.

«…вы поймете. Вы вспомнили бы и без меня…»

Демон знал, что как только приступ отупенья от боли пройдет, Даша вспомнит и про чудо святого Николая, и про икону в Макариевской церкви. Вспомнит… но не сможет войти в нее.

«Только не останавливайтесь», — сказал он ей.

Но она все стояла — топталась на месте под недружелюбно-суровым взглядом черного ворона. На зеленый забор сели две белобоки-сороки и застрекотали. Словно услышав их зов, к птицам присоединились три говорливые сойки.

«Уверяю вас, вы имеете шансы на успех…»

Церковная ограда занимала почти всю улицу с симптоматичным названием Старая поляна. Поляна на Лысой горе… Некогда тут танцевали ведьмы, а ныне стоит церковь. Как вышло, что когда-то здесь произошло перемирие? Слияние Неба и Земли.

«…примирить Небо и Землю гораздо легче, чем кажется…»

Быть может, все и правда легче, чем кажется? И спрятанная в лабиринте лысогорья, на самой макушке Горы, Макариевская церковь безопасна для ведьм?

Обнадеженная, Чуб сделала полшага, выставив руку с указательным пальцем, но так и не решилась ни дотронуться до зеленых ворот, ни даже приблизиться к ним еще на полметра. Ее лоб, отчаянно помнивший лаврский ожог, вспыхнул от предчувствия боли, как факел.