Никогда не выйду замуж

Блайт взглянула в непроницаемое лицо и удивилась, почему Кейт не сказала ей, что ее бывший партнер гораздо привлекательнее, чем мужчина имеет право быть. Она выросла в городе, где потрясающие мужчины и женщины вещь вполне обычная. Не то чтобы Кейдж Ремингтон был красив, как кинозвезда. Брось на пляже палку – и попадешь в десяток мужчин красивее его. Высокий, широкий в плечах – как бегун на длинные дистанции, решила Блайт. Или ковбой. Слишком резкие черты лица, чтобы считаться классически красивым, над светлыми глазами слишком тяжелые веки, а нос перебит, и не раз. Рот был бы неплох, если бы не эта ухмылка.

Но было в нем что-то глубинное, потенциально опасное, что невольно привлекало.

В рафинированном обществе, где Блайт жила, работала и играла, она не встречала никого, кто бы хоть отдаленно был на него похож. Кем бы Кейдж Ремингтон ни был, он был единственным в своем роде. От него исходила какая-то магическая сила. Живые глаза видели тебя насквозь; сейчас они были прикованы к лицу Блайт, и она порадовалась, что на ней темные очки, и он не может прочесть охватившее ее смятение.

– Вам не обязательно так долго на меня смотреть.

Ее аромат, такой же таинственный, как и потрясающие глаза, скрытые огромными очками, был из тех, что разят мужчину наповал.

– А мне нравится на вас смотреть.

Блайт ощутила легкую дрожь. Смешно. Она привыкла сама задавать тон деловым встречам. И гордилась своей сдержанностью, в противовес ее темпераментному экранному образу. Что бы он там ни думал о ней, она не позволит незнакомцу обращаться с нею столь фамильярно. Она отодвинулась, Кейдж отпустил ее без комментариев.

– Почему бы нам не присесть, – предложил он, – обсудим, как мне искать факты, касающиеся вашей убитой русской кинозвезды.

Блайт в уме прикидывала, как ей поступить. Уйти не позволяла гордость; упрямство не давало прекратить поиски правды о смерти Александры Романовой. Она напомнила себе, что Кейт усиленно рекомендовала этого человека. Значит, надо продолжать разговор.

– У меня маловато информации, – предупредила она, сев на складной стул, который был ей предложен жестом смуглой руки.

– Потому и нанимаете меня.

– Об этом мы еще не договорились. – Блайт пыталась удержать контроль над ситуацией.

– Вы же хотите самого лучшего детектива?

– Конечно. – Она вздернула подбородок и скрестила длинные ноги.

Глядя на них, Кейдж подумал, что это уже хорошо.

– Я и есть самый лучший.

– Кое-кто мог бы сказать, что вы заносчивы.

– Может, – лениво согласился он. – Но это не меняет дела. Нравится вам это или нет, мисс Филдинг, но я тот, кто вам нужен. Если я решу взяться за это дело.

– Если вы решите?

Она напряглась, голос зазвенел, показав Кейджу, что ее сценический образ, возможно, не так уж далек от реальной Блайт. Он сам имел бурный темперамент и легко распознавал его в других.

– Одно из преимуществ самостоятельной работы – это возможность браться только за те дела, которые меня интересуют, – объяснил Кейдж. – Признаюсь, то, что вы сказали мне по телефону, меня заинтриговало. – Он сидел, вытянув длинные загорелые ноги. – Поскольку мы оба люди занятые, можем перейти прямо к делу. Начнем с того, что вы снимете эти проклятые очки. – Он говорил безапелляционно, к такому тону Блайт не привыкла. – Предпочитаю видеть, с кем имею дело.

Она могла бы отказаться, не подчиниться грубоватому, хотя и не лишенному смысла, приказу, но ее злило, что этот бывший полицейский вынуждает ее подчиняться; она сняла очки надменным жестом и с вызовом посмотрела на Кейджа. Их глаза встретились.

И тут это случилось.

Позже, когда у Блайт появится время анализировать, она решит, что этого не могло быть, но в тот момент она почувствовала словно какой-то толчок, что-то похожее на узнавание.

Глава шестая

Длинное белое здание на обрыве, обращенное к синему простору Тихого океана, на первый взгляд казалось отелем для богатых и знаменитых людей. Ровные зеленые газоны, яркие цветы, пальмы, тихо шелестящие под легким ветром с моря.

Гости гуляли по газонам, играли в теннис, сидели в тени цветущих деревьев с книгами, шитьем или просто глядя на окружающий пейзаж.

Пастораль, да и только!

Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить резные решетки на окнах, электронный замок на воротах в высокой белой стене и охранников, предусмотрительно размещенных среди гостей, которых в менее дорогостоящем заведении называли бы пациентами.

У Слоуна екнуло сердце, когда он предъявил пропуск в воротах. Он терпеть не мог приходить сюда. Он ненавидел запах дезинфекции, запах болезни и отчаяния, от которых не откупишься никакими деньгами. Ненавидел пустые глаза людей, живущих за этими белыми стенами. И ненавидел то чувство беспомощности и беспросветности, которое охватывало его в «Сейф Харбор санитариум».

Каждый раз, въезжая в эти ворота, он говорил себе, что это в последний раз, что он больше не вынесет. Что она даже не заметит, если он больше никогда не появится. Но Слоун не мог прекратить эти поездки, как не мог перестать дышать.