Росава была крайне недовольна, навязанной ей, ролью спасительницы княгини. «Сегодня она княгиня, а завтра никто, приедет новый князь, отошлет ее к родителям. Или еще хуже, могут начаться разбирательства. От власти нужно держаться подальше», — ворчала Росава. Отказать тоже было нельзя, на съемной усадьбе Коробова, в городе, жили только мужчины. Потому Валерий и привез ей княгиню. С другой стороны, у Коробова две снохи в лагере живут. Видеть их Росаве не довелось, но Владимир Александрович упоминал, что сыновья к нему приехали вместе с женами. Вот и придумала Росава, упросить Коробова, чтобы он перевез в город любую из своих снох. Тогда можно будет поселить с ней княгиню.
Солнце, наконец, подсушило землю. Пряный аромат трав кружил голову. Утром наступило настоящее счастье — в лагерь к Коробку приехала Росава. Уже вполне бодрый, после жестокого приступа болезни, Владимир Александрович радостно вышел ей навстречу, помог спуститься на землю. Раздраженная купчиха посмотрела на него, как будто в первый раз. «Глаза усталые, все в морщинах. Улыбается, а зубы желтые. Руками меня с трудом удержал. Я слепая дура! Он же — старик!» — выбранила себя Росава. Поинтересовавшись, для вида, делами Коробова, поохав по поводу бури и пожара в кремле, Росава напрямую высказала Владимиру Александровичу свое недовольство навязанной гостьей. Купчиха предложила Коробову свое решение проблемы. Прямо и без экивоков. Владимир Александрович пообещал сегодня же забрать княгиню к себе, на городскую усадьбу. Росава холодно распрощалась и уехала. Коробов понял, что это конец их романа. Сначала он все списал на свою болезнь. «Старикам нельзя болеть. Женщины этого не любят», — философски сказал он, и горько расплакался. Он сидел на берегу реки. Вода поднялась метра на два и несла вниз по течению разный мусор. Подошла Светлана.
— Владимир Александрович, папа, я собралась. Валера сейчас отвезет меня в город.
— Спасибо, Света.
— Она Вам была не пара. Расчетливая и алчная. Единственный намек на возможную неприятность — любовь сразу не нужна.
— Нет!?
— Да! Посмотрите на реку. Еще день-другой и мусор унесет течением, река станет чистой. Так и Ваша жизнь, после Росавы, очистится, и потечет прозрачной рекой.
Светлана уехала, а Коробок еще недолго посидел на берегу. «…но уже не будет такой полноводной», — прошептал он, и ушел к рабочим. Те вернулись в лагерь, и были готовы строить.
Глава 5. Расчет и приличия
Княгиня, обеспокоенная сменой жилья, вела себя сдержанно, со Светланой общалась мало, Олег сам предпочитал молчать. Недовольный хозяйской едой, Олег решил сам покашеварить, начал с шанюшек, а закончил пельменями. Он весь вымазался в муке, а княгиня, любопытства ради, смотревшая на необычные занятия воина, впервые засмеялась. Она одобрительно отозвалась о кулинарных успехах Олега, тот улыбнулся в ответ. Светлана, наблюдавшая со стороны, эту идиллию, была поражена. Человек, буквально вчера, убивший десятки людей, потерявший друга и соратников, вел себя, как обычный обыватель на пикнике. Мышкин старался не встречаться со Светланой. Она видела, что штабс-капитана гнетет участие в последней операции. Иннокентий Петрович ходил злой, готов был в любой момент сорваться. Сейчас он снова попытался выскользнуть со двора. Уйти по-английски, не прощаясь. Светлана остановила его, она решила поговорить по душам. Спросила, что его так мучает. Он не стал закрываться в своей скорлупе, ответил ей прямо.
— Мы все считаем аборигенов дикарями, людьми низкими. Слова придумываем разные: аборигены, туземцы. Или, как говорит Олег, унтерменши. Мне это не удаётся. Я, всё равно, вижу в них людей. На войне я убил много врагов, но сейчас не война, а они не враги. Хуже всего, что мы убивали их из-за денег, чтобы добыть проклятое золото.
— Вы поставили себе высокую цель. Ваша совесть чиста, — возразила Света.
— Нет. И уже никогда не будет. Я был недостоин, любить Вас раньше, Светлана, а сейчас пачкаю Вас своей любовью. Светлана обняла Иннокентия Петровича, и заплакала. Циничная и прагматичная женщина была еще слишком молода. Остатки глупых книг, и еще более глупых фильмов, еще не покинули её умную головку, замаскированную легкомысленными кудряшками. Сейчас, впрочем, эта маскировка не работала, скрытая, обязательным к ношению, головным убором.