Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2

Мира сказала, что никогда не видела, как танцует учитель, поэтому такие случаи происходили, по всей видимости, не часто. Однако хоть Пападжи и редко об этом рассказывал, однажды он танцевал во Вриндаване с Кришной и Мирабай, известной бхакти Кришны, жившей несколько сотен лет назад. Па своих сатсангах Пападжи часто рассказывал истории из жизни Мирабай, подчеркивая, что она была принцессой, которая оставила свою семью и окружение, чтобы свободно выражать свою любовь к Кришне. Я спросил Пападжи о том танце, и вот какой ответ получил:

С раннего детства я был сильно привязан к Кришне. Тогда я считал, что только женщины могли его видеть, потому что во всех историях, что я читал, он являл себя лишь гопи Вриндавана. У меня была специальная женская одежда, которую надевал всякий раз, когда хотел увидеть Кришну. Я также купил ювелирные украшения, которые подходили к одежде. Обычно я подкрашивал лицо, надевал украшения и женскую одежду, и пел Кришне, играя на эктаре – однострунном инструменте, который держал на колене. Я видел картинку Мирабай, сидящей в этой же позе. Кришна появлялся перед ней, когда она пела ему, поэтому я подумал: «Может быть, стоит попробовать. Вдруг это сработает».

Затем я прочитал полную историю жизни Мирабай. Когда она танцевала для Кришны, он появлялся перед ней. Я подумал: «Я могу еще и это попробовать, если хочу увидеть Кришну».

Однажды, будучи во Вриндаване, я закрыл дверь своей комнаты и танцевал целую ночь. Тогда передо мной возникли Кришна и Мирабай. Мы втроем танцевали несколько часов. Экстаз от того святого танца был всепоглощающим. Даже по прошествии недель, куда бы я ни посмотрел, я видел только танцующих Кришну и Мирабай.

Для Пападжи танец становится по-настоящему красивым лишь тогда, когда представляет собой проявление не-ума. Он сказал: «Когда я смотрю на сатсангах на поющих и танцующих передо мной людей, я не просто слушаю слова или смотрю на их движения, я смотрю, откуда исходят песни и танцы. Если они идут от ума, то мне кажется, что слова и движения ужасные, даже несмотря на то что человек, исполняющий их, может быть умелым профессионалом. А если пение и танец идут из Сердца, из места не-мысли, тогда представление для меня всегда прекрасно, пусть даже певец фальшивит, а его движения неловкие».

Когда он говорит об этом, он часто иллюстрирует свою точку зрения двумя рассказами о танцорах, которых он видел много-много лет назад.

Однажды я видел человека, танцующего на берегу реки Кавери в Южной Индии. Казалось, что он танцевал сам для себя.

Я подумал: «Для кого он танцует?»

Обычно всегда, если устраивается представление подобно этому, собирается публика. Но, оглядевшись, я никого не увидел. Это было очень уединенное место – на берегах реки рос лес, в котором никто из людей не жил. Человек танцевал с закрытыми глазами, и ему было все равно, видит его кто-нибудь или нет. Прекрасный, самозабвенный танец человека, спонтанно выражающего свою внутреннюю радость. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-нибудь так танцевал. Я был так тронут его танцем, я хотел подойти к нему и заговорить с ним, но он был полностью поглощен своим внутренним миром. Один или два раза он открыл глаза, но не видел меня, хотя я был в его поле зрения. Его глаза были открыты, но он ничего не видел. Его внимание не было обращено вовне. Я почувствовал внутреннюю красоту, которая выражалась в его движениях, и оставил его танцевать в одиночестве и наслаждаться танцем.

Я видел много танцевальных представлений и на Западе, и в Индии, но никогда не видел профессионального танцора, который бы обладал такой красотой, как этот человек. В его движениях был вкус, аромат, которого невозможно достичь обычной практикой.