Ничья вина (СИ)

На манежной площади они остановились, не дойдя до красной. Что-то вещал товарищ главнокомандующий, Алек стоял по стойке смирно и вспоминал всех, кто погиб за эти годы, ровно до тех пор, пока не услышал свою фамилию. Двигаться он начал даже раньше, чем успел это осознать, поднялся на помост и замер — навытяжку — перед человеком, держащим в руках всю полноту власти в их стране и высшую военную награду. «Алая звезда» блеснула тревожной кровавой вспышкой в солнечных лучах. Он чуть не закричал, но покорно склонил голову, пока орден крепили на китель. Улыбающийся главнокомандующий прицепил застежкой розу, Алек под маской скривился, но сказал все положенные слова, поблагодарил за очередное звание, потом отдал честь и четко, на каблуках, развернулся и пошел прочь.

Надо было вернуться в ряды, но он просто не смог себя заставить. Темнело перед глазами, не хватало воздуха. Китель стал невозможно тесным, захотелось дернуть воротник, глубоко и жадно вдохнуть, но он просто шел вперед, ровно, спокойно, сосредоточенно. К ему самому неизвестной цели. Кирилл попытался схватить его за рукав, когда он проходил мимо — Алек отдернул руку и пошел дальше, к дрожащему воздуху и почти прозрачным на солнце языкам пламени вечного огня.

Остановился, глядя на свежие роскошные венки, вытащил розовый бутон, сминая его в пальцах и задумчиво, рассеянно наблюдая, как на белой ткани расплываются розовые пятна. Когда его потянули за рукав, он вздрогнул и обернулся: рядом стояла только девочка лет семи с плюшевым медведем в руках и огромными — чуть ли не больше головы — бантами.

— Привет, — серьезно сказала она, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Привет, — осторожно ответил Алек.

К ним уже спешила какая-то женщина, оживленно жестикулируя на ходу. Судя по всему, мама. И, опять же, судя по всему, девочку ждало лишение сладкого на пару лет и все самые страшные кары, которые только можно придумать. Алек улыбнулся и обнял ребенка за плечи, женщина застыла в двух шагах, не решаясь подходить ближе.

— Ты что-то хотела, маленькая?

Девочка серьезно кивнула.

— Наклонись! — попросила-приказала она и топнула ножкой для внушительности.

Он подчинился, едва сдерживая смех. Девочка встала на носочки и быстро клюнула его в щеку влажными полуоткрытыми губами. Сквозь маску он прикосновения не ощутил, но сам жест трогал почти до слез.

— Спасибо, — она густо покраснела и опустила голову. — Мама говорит, что вы победили, и я увижу папу. Вот!

Последнее слово она почти выкрикнула, пихая ему в руки своего мишку и пытаясь сбежать. Игрушку Алек взял, но и ее не отпустил. Опустился на колени, не особо заботясь о чистоте костюма, заглянул в глаза. Девочка плакала, по щекам катились крупные слезы. Ее мать ахнула и кинулась к ним, прижимая ребенка к себе, Алек посмотрел на нее снизу-вверх, улыбнулся и стянул маску, вытирая вспотевшее лицо ладонями.

— Держи, мелочь, — девочка вцепилась в кусок белого пластика, он улыбнулся еще шире. — Папе привет.

Обратно в строй он возвращался, весело насвистывая, обнимая плюшевого медведя и остро жалея, что не догадался отдать ей не маску, а «Алую звезду». За мужество и героизм, которых у нее было определенно больше, чем у него. Чем у всех здесь стоящих.

Отыграл гимн, зрители зааплодировали, и уходя с площади строевым шагом под восторженные крики толпы, Алек думал, что может быть — только может быть — их не зря считают героями. Может быть, они это заслужили.

Право, жаль, что его родители никогда этого не узнают.

========== Глава 1 — Mea culpa (Моя вина) ==========

…а у тех, у кого она была, — не было сердца. Война превратила его в камень.

(Владислав Шпильман, «Пианист. Варшавские дневники»)

Были вещи, так много вещей, о которых он старался никогда не думать: прошлое, родители, новости, награды, друзья. Скай. Каждый из пунктов этого списка — особенно последний — рождал в груди боль, с которой он был не в силах, просто не в силах справиться. И он старался. И не думал.

Модификация, та самая модификация, которую он проклинал, как ни странно, помогала. Он разбирался долго, копался в себя, как некогда в программах, но смог, закончил — и просто запер все ненужное под замком, отсекая кусок себя и своей памяти, как стеной. Мысль об этом пришла ему в голову еще давно, в части, но реализовать ее помогла случайность. У случайности было имя — Юля. Рыжие волосы, грудной смех и очаровательная улыбка, которую он мечтал разбить в кровь.

Нельзя. Нельзя.

Кирилл заглаживал «вину» за запрет повторной модификации, как мог. Хочешь заниматься исследованиями — извольте. Хочешь сам выбирать направления — вот место директора НИИ. Не хочешь публиковаться — не надо, вот аспиранты, которые с преогромным удовольствием осветят эту тему за тебя. Он очень старался извиниться, была лишь одна проблема — Алек давно ничего не хотел. Только к морю.

А к морю было нельзя. В той же степени, что и убивать людей.