Ничья по-английски. Исповедь эмигрантки

Будучи в основном дома и выходя только с Роджером, я стала асоциальной. Как это случилось? Почему? Ведь раньше в силу своей профессии я постоянно встречалась с людьми, общалась с ними и тем самым зарабатывала себе на хлеб! А теперь мне казалось, будто все это происходило с другим человеком в другой реальности…

Давление было невероятным! Я тайком пила из бара — неважно что, мне просто нужен был расслабляющий эффект алкоголя. Как в детстве, когда я тайком от папы отливала водку из бутылки, чтобы распить ее потом с друзьями. Но то было ради веселья, а теперь — от горя. И еще мне было все равно, заметит ли Роджер, как испаряются его алкогольные запасы.

В конце концов он заметил. К тому времени я уже опорожнила литровую бутылку джина «Bombay» и перешла к портвейну.

Показывая на бар, Роджер стал кричать:

— Ты ведешь себя как проститутка! Что это значит?

— Как потерянная, — безразлично поправила его я. — Не ори.

Но он завелся снова, еще громче:

— Если будешь так делать, я отошлю тебя обратно в твою дебильную Украину!

— Так давай. Рано или поздно ты все равно это сделаешь! Так что, пожалуйста, забронируй мне билет.

Да, мне пришлось попросить его об этой последней услуге. Я потратила все свои деньги, по глупости надеясь, что мой скромный вклад в общий бюджет будет что-то значить.

Роджер явно не ожидал от меня такой просьбы вместо мольбы о еще нескольких днях вместе.

— Что?

— Пожалуйста, Роджер, забронируй мне билет. Я хочу домой.

Это была ложь. Но кто-то должен был положить конец безумию. И лучше было сделать это самостоятельно.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Но почему? У тебя еще есть время. Ты можешь побыть тут.

— Роджер, пожалуйста!

Он шумно сглотнул и побелел. Этот человек совершенно не умел притворяться — вот и теперь эмоции буквально плясали у него на лице. Он не хотел, чтобы я уезжала. Он испугался! В другое время я бы ощутила триумф, но не сейчас. Сейчас я просто бесконечно устала…

— Я… я не могу… Нет, не сейчас. У меня будут деньги завтра. То есть, через пару дней. Скорее всего, через неделю. Тогда все и сделаем.

Итак, мне предстояла еще одна неделя в этом доме. Я должны была ждать. Мне не по силам было даже повлиять на собственный отъезд! Я вздохнула.

— Пожалуйста, сделай это как только сможешь, хорошо?

Он кивнул, но то был фальшивый кивок. Я отвернулась и ушла в спальню. Он беззвучно последовал за мной. Секс был грациозным, красивым, почти как в первый раз. И мы оба плакали.

* * *

Вскоре Роджер пригласил меня в гости к родителям.

— Что? — я не могла поверить своим ушам.

— Да, они хотят познакомиться с тобой поближе, — сказал он.

— Но, Роджер, они ведь ничего обо мне не знают. Или… знают?

— Конечно, да. Я рассказал им, когда мама увидела тебя во второй раз.

— И что ты им рассказал?

— Что ты моя подруга и живешь в доме.

Итак, подруга в доме. Все-таки это было лучше, чем ничего. Или… да черт с ним! Я ведь уезжала, и все это уже не имело особого значения.

— Сказать им, что мы придем?

— Конечно.

Я хотела увидеть этих людей. Я все еще любила Роджера, и мне были интересны те, кто подарил ему жизнь. Ну, и понять, что они обо мне думают тоже хотелось. Ведь я была их неофициальной невесткой (эта мысль заставила меня усмехнуться).

Так что мы отправились к родителям Роджера. Это был странный визит.

Мать Роджера улыбалась так широко, насколько это вообще было возможно, а отец задавал мне кучу вопросов, как будто его действительно интересовала моя жизнь. Мы очень вкусно пообедали, а на закуску была сырная тарелка. Роджер вел себя так, словно действительно гордился быть рядом со мной. Но никто не произнес ключевого слова «girlfriend»[6]. Для этой семьи я была просто Марией с Украины — по значению где-то между полуденным чаем и дождливой погодой. Кэтрин спросила меня, что я собираюсь делать по возвращении домой — очевидно, даже не допуская мысли о нашем с Роджером совместном будущем.

Мы сидели за столом и смеялись над семейными шутками, на заднем плане играла музыка «Queen», и моей единственной параноидальной мыслью было: «Что Роджер им сказал? Что они о нас думают? Что?..»

В общем, обед не вселил в меня оптимизма. Он принес больше боли, чем удовольствия. Роджер, тем не менее, понятия не имел, о чем я думаю.

Когда мы вернулись домой, он обнял меня.

— Моей маме нравятся твои волосы, — сказал Роджер.

— А, — ответила я.

— И моему отцу ты тоже нравишься. Он умный и хорошо разбирается в людях.

— Хм.

— Ты всем нравишься. И особенно мне.

— Пожалуй, мне стоит сплясать от радости, — агрессивно отозвалась я. Подобная манера общения стала для меня в последнее время типичной.

— Что? Нет, почему? — он не понял моего сарказма.

Роджер был пуленепробиваем. Точнее, эмоциенепробиваем. Это приводило меня в бешенство.

— Так когда ты купишь мне билет домой? — немедленно спросила я.

— Э… — он в упор меня не понимал. — Ты все еще хочешь уехать?

— Роджер! Я, твою мать, должна уехать! У меня нет выбора! Мне придется! Моя короткая виза кончается!

— Эй, тихо, не нервничай!