Ничейный час

— Не знаю. Они очень старые. И мы так не строим. Может, боги.

И большего от него Вирранд не дождался. Стены были гладкими, камни были словно сплавлены. Маллен рассказывал, что в гнездах стрекотунов есть такие ходы — совсем гладкие, но стрекотуны склеивают слюной песок, и он становится ровным как стекло. А в древних логовах драконов камни оплавлены. Может, драконы?

Вирранд поежился. Хорошо, что их почти не осталось. Правда, кто знает, времена сейчас дикие, все может быть.

Они ночевали — или дневали? — в больших нишах, словно нарочно сделанных для отдыха. В них имелись очаги, запас угля, и везде был источник воды. Они ехали мимо арок, открывавшихся в непонятную пустоту, по краю обрывающихся в бездну пропастей, мимо уходящих куда-то каменных лестниц и гладких пандусов. Подземелья были полны звуков. Спутники Вирранда были спокойны, постепенно и Вирранд привык к вечному голосу пещер. Но иногда привычную ткань звуков глубины нарушало нечто иное, и тогда Ночные останавливались или ехали медленнее, от отряда отделялся маг и пара воинов, и уходили вперед или в сторону, откуда шел звук. Несколько раз Хатейя приказывал двигаться с чрезвычайной осторожностью. Маг, видимо, заговаривал лошадей, затем им заматывали тряпьем копыта, и животные шли очень-очень тихо.

Два иди три раза гулкое пещерное эхо приносило человеческие голоса, искаженные настолько, что невозможно было понять, откуда идет звук и что говорят. Запах факельного чада говорил о том, что это Дневные, но кто именно — проверять никто не спешил. Может, рудокопы, может, вовсе не рудокопы.

Порой вдруг ощущалось движение воздуха и откуда-то приходили странные запахи — порой отвратительные и вызывающие невольный страх. А один раз, когда туннель некоторое время спускался вниз — Вирранду казалось, что спуск этот бесконечен — на него внезапно, как приступ тошноты, накатило непонятное. Странная слабость. Как в детстве, от внезапного страха, тошнота, пронизывающий холод и бессилие. И шепот, чужой шепот в голове. Вирранд вцепился в гриву коня, одурев и валясь вниз.

Когда он снова начал соображать, ему было худо как после перепоя. Холодная желчь подступала к горлу, голова болела и кружилась, его всего трясло. Они остановились, двое спешенных Ночных поддерживали его. Ночные тоже не очень хорошо выглядели, но все равно куда лучше него. Кони были спокойны — маг поработал хорошо.

— Выпей, господин, — говорил участливо коренастый, тот самый, что рассказывал тогда про пиявки и болота, Тагера звали его, как успел усвоить Вирранд. — Бездна шепчет. Вам. Дневным, непривычно, а мы что, мы у Провала с юности стоим. Ты, господин, еще хорошо держишься.

Вирранд, не отвечая, присосался к фляге — пить хотелось жутко. Питье явно было наговоренным, потому как полегчало очень быстро.

— Бездна шепчет, — морщась, проговорил Хантейя. — Провал близко.

Маг, молодой человек с широким лицом и жесткими, торчащими в стороны черными волосами, ничего не говорил. Он просто посмотрел на Вирранда, пожевал губами, и снова поехал вперед вместе с двумя воинами.

Наконец, через много часов, или дней, или недель бесконечной тьмы, когда Вирранд уже почти забыл, что есть еще какой-то мир, кроме мира темноты, холода, странных звков пещер и подземелий, и даже что-то начал видеть во мраке, их встретил дозор Ночных. Через несколько часов они проехали заставы, и Хантейя с видимым облегчением сказал:

— Ты в Холмах, господин. И моя голова останется при мне.

Это был один из малых Холмов, чьи хозяева были прямыми вассалами королевского дома Полной Луны. Гонцы в Королевский холм были отправлены сразу же, и хозяин — пожилой и худой, с длинным лицом — сказал, что не пройдет и пяти дней, как прибудет почетная свита, а пока он будет рад принять у себя гостя.

Радушие Ночных казалось Вирранду скорее холодной вежливостью. Но они вообще были сдержаннее Дневных, не поймешь, о чем думают.

Хозяин, высокородный Ирэйя Эрвинельт, был вдовец. Есть ли у него сыновья или дочери — об этом Вирранд не спрашивал, а хозяин не считал нужным говорить. Хотя они и встречались за ранней и поздней трапезой — хозяин и гость старались приспособиться к распорядку жизни друг друга — но это ничуть не сближало. Хозяин был вежлив и предупредителен, но предпочитал не расспрашивать и сам не говорил лишнего.

Двое пажей — юноши лет пятнадцати — следовали за Виррандом повсюду. Они не спали днем, таскаясь за ним по полупустому холму, зевая, но не сдаваясь. А когда он желал выйти из холма днем — сопровождали его, прикрывая глаза капюшонами. Бедняги.

Темноволосого, широкоплечего с желтыми кошачьими глазами звали Берайя, хрупкого, похожего на девочку зеленоглазого — Йерна. Йерна, похоже, очень страдал от своей внешности и сложения, потому в нем таился какой-то вызов и желание доказать всем, что он не хуже других. Лучше других.