Все время пока ехала и сейчас пока пешком добиралась в убежище своего зверя я думала о том, что прочла в статье, я переваривала ее по кускам и по частичкам. Кажется, мои глаза ее сфотографировали и теперь копались в каждой строчке.
Неужели Светлана его бросила? Она ведь его любила… или мне так казалось? Я вообще ничего не понимала. У меня в голове не укладывалось, что это все правда и что статья не придумана каким-то чокнутым идиотом, решившим срубить на «вбросе» денег. А еще… еще я не знала, что скажу ему. Зачем приехала и что мне от него нужно. А если вышвырнет меня за дверь? Или прикажет своим людям завершить начатое?
На секунду остановилась и дух захватил от страха. Захотелось повернуть обратно и мчаться на автобусную остановку. Но я увидела вдалеке белые стены дома и все же упрямо пошла вперед.
Здесь сменили забор и теперь особняк Барского походил скорее на военную крепость. Подозреваю это сделано из-за вездесущих папарацци. Я в нерешительности подошла к воротам и позвонила в домофон. Сердце не просто колотилось, а билось, как бешеное.
— Вы к кому?
— Я… я…
— Насчет работы?
— Эээ… да. Я насчет работы.
Щелкнул замок, и я сама приоткрыла ворота, зашла во двор и под ноги сразу же бросился вихрь желтых листьев, закрутился мелкими смерчами и улетел в сторону дома. Я резко выдохнула и поднялась по ступеням к двери, которую тут же открыла пожилая женщина. Она скептически осмотрела меня с ног до головы, потом бросила взгляд на ребенка.
— Не помню, чтоб я разрешала нанимать работниц с детьми! Это какая-то ошибка вашей фирмы. Вы нам не подходите.
Это было быстро и настолько неожиданно, что у меня широко распахнулись глаза.
— Раиса Викторовна, ну зачем так категорично? — из-за ее спины показался седой мужчина с большими залысинами на высоком лбу, густыми усами и косматыми бровями. На нем был элегантный костюм, и я поняла, что это скорей всего тот самый управляющий о котором шла речь в статье.
— Она с ребенком. У нас здесь не место для детей!
Он взял ее под локоть и оттащил в сторону, тихо зашипев:
— У нас есть выбор? За последнюю неделю он вышвырнул четверых! ЧЕТВЕРЫХ! Где я должен найти по-вашему кого-то нормального?
— Ребенок будет его беспокоить! Вы забыли про головные боли и приступы?
— Поселим ее во флигеле. Если ребенок не будет бегать по дому никто и не узнает, что он здесь есть.
— Пыф! Вы недооцениваете слух Захара Аркадьевича он у него острый, как у дьявола. Мне иногда кажется он слышит даже мои мысли.
— Давайте дадим шанс. Хотя бы собеседование.
— Ладно. Но если что я скажу, что это было ваше решение!
— Договорились!
Пока они спорили я осматривалась по сторонам. А здесь ничего не изменилось. Словно я вошла сюда не семь лет назад, а только вчера.
— Идемте за мной. Как вас зовут?
— Ес… Татьяна. Можно просто Таня.
— Идемте, Татьяна.
Женщина напоминала всем своим видом строгую учительницу или директрису. Ее очки в толстой оправе висели на кончике носа, а тонкие губы то и дело сжимались в линию и при этом кончик ее острого носа подрагивал и на нем тряслись сами очки. Она красила волосы в сероватый цвет, отливающий синевой и напоминала мне нашу «химичку» с детдома. Нилу Леонидовну.
Раиса Викторовна шла впереди меня, и ее фигура напоминала грушу и раскачивалась так, словно сейчас большой зад свалится к задникам ее блестящих остроносых туфель. Завела меня в какое-то затхлое помещение и кивнула на диван. Я осторожно положила туда спящего крепким сном Волчонка. А сама прошла за Раисой в смежную комнату, похожую на кабинет. Натруженные руки начали отходить от онемения, и я чувствовала, как покалывает пальцы и кисти до самых локтей. От облегчения хотелось громко застонать.
— Значит так, Татьяна. Я вам сразу скажу работа не из легких. От слова совсем. Если вы пришли и думаете, что будете здесь прохлаждаться, болтать с подружками в соцсетях и иногда махать пушком для пыли по шкафам — вы очень ошибаетесь.
— Я не ищу легкую работу.
— Что вы умеете делать и кто вы по образованию?
— Я хореограф.
Она наморщила свой узкий крысиный нос.
— Ясно.
— Я все умею. Никакой работы не боюсь.
— Здесь нет огромного штата слуг. Вам придется многое делать самой. Быть не только горничной, служанкой, а еще и сиделкой, которой совершенно не рады! Вы понимаете, что это значит.
Ооо, я кажется ее прекрасно понимала.
— До вас только за эту неделю отсюда ушли четыре девушки.
— Их уволили?
— Можно сказать и так. Их вышвырнули.
— За что?
— Они не понравились хозяину этого дома. Так что я могу взять вас сегодня, а он вышвырнет завтра.
— Я поняла.
— Этот человек с очень сложным характером. А вам придется проводить много времени именно с ним. Можно сказать, двадцать четыре часа в сутки. Вы когда-нибудь ухаживали за слепыми? Работали сиделкой?
— Нет… не ухаживала и сиделкой не работала.
Она посмотрела на только что вошедшего Макара Свиридовича.
— И что мне с ней делать? У нее даже опыта нет? Он ее вышвырнет в первую же секунду.
— Ну попробовать все же стоит. У нас и выбора-то особо нет.
— Ладно… вы правы нет выбора. И она сказала сиделку найти немедленно.