Ничего особенного не случилось

Это был Сигиденко. Он впустил Лепинского и топографа. Они познакомились. Сигиденко рассказывал Лепинскому о руднике, о всех трудностях, с которыми он встретился здесь. Вспоминая Риддер, где он директорствовал до «III Интернационала», он загорался. Вот там была работа! Среди хозяйственников-цветников существовала поговорка: «Едешь на Риддер с билетом, возвратишься без билета, но ЦК восстановит». Он пробыл на Риддере одиннадцать месяцев. Одиннадцать! — больше всех других. Но так как «III Интернационал» был в развале, его послали сюда. Сюда — все равно как в ссылку. Но что же делать? Он хлопнул рукой по столу и сказал:

— Давайте делать это маленькое месторождение большим.

Затем главным инженером был назначен Банкетов, он сменил на этом посту Вайпулина.

В эти же дни появился на руднике нищий старик. В грязном рваном тулупе с сучковатой палкой в руке, с сумой за плечами, он целыми днями бродил по руднику. Борода у него была всклокоченная, желтая от табака и грязи. Никто не знал, откуда он появился, кто он, где он живет. По утрам его встречали у раскомандировочной. Он стоял у входа, приподняв палку и трясясь от ярости, глухо выкрикивал: «Капут, капут!» Иногда он пел гнусные частушки. Иногда взмахивал палкой и, рассекая воздух, кричал: «Смерть придет, смерть придет!» Рабочие обходили его, некоторые — смеясь, некоторые — со страхом. Парни помоложе останавливались и разглядывали его, отпуская на его счет насмешливые замечания. По вечерам он стучал палкой в окна, и перепуганные женщины часто видели его лицо, прильнувшее к стеклу. Дети убегали, когда он появлялся. Он приходил к котловану на Серном руднике и стоял на краю его, обдуваемый ветром, вскрикивая и взмахивая палкой. Он бродил вокруг бурильных станков на разведочных участках, бормоча: «Капут, капут!».

Всюду, где он появлялся, настроение у людей падало, бурильщики начинали нервничать, шахтеры ехали в шахту с тяжелым сердцем.

Как-то в шахте произошел обвал. Засыпало десятника. Обвал произошел в таком месте, где ожидать его никак нельзя было. Десятника откопали, но рабочие стали поговаривать, что старик накликал беду. А когда в другой раз на конный двор прибежали лесовозы, бросив лошадей в лесу, потому что их испугало что-то большое и серое, мелькавшее за деревьями, это «что-то» выло страшным голосом, после чего упало дерево, которое еще и не начинали рубить, и упало так близко, что ветвями поранило лошадь, — еще упорнее заговорили о старике, возмущаясь, что милиция бездействует и не убирает его с рудника.

Однажды Ванька вошел в свою комнату и увидел, что на его койке кто-то спит. Он удивленно остановился. Экспедитор и счетовод спали на своих койках, на его койке спал кто-то чужой, в углу валялись вещи незнакомца. Ванька подошел к нему и потряс его за руку:

— Послушайте…

Незнакомец открыл глаза.

— Это моя койка, — сказал Ванька. — Откуда вы взялись?

— Я новый геолог, — сказал тот, — моя фамилия Лепинский. В коммунальном отделе сказали, что эта койка предназначается мне.

— А мне что же, убираться? — спросил Ванька.

Лепинский сел на койке и смущенно сказал, что он не знает. В коммунальном отделе сказали, что Коровина переведут в другое место.

— Хороши порядки, — сказал Ванька и вышел.

Он был очень обижен. Хороши порядки! — человека ночью без жилья оставлять. Ушел ночевать к отцу. И хотя через день его вызвали в коммунальный отдел и предложили хорошую комнату, он обиделся и отказался. Вскоре Барабанова сняли с руководства шахтой, но и это было теперь безразлично Ивану.

Глава четвертая Пожар

Лепинский еще не возвращался после работы. Экспедитор и счетовод сидели на своих койках и ждали Кума-пожарного. Когда он пришел, сели за стол, но игра не клеилась. Не было Ваньки, а втроем нельзя было играть партия на партию, как им особенно нравилось. Идти же за Ванькой было неудобно.

— Так дело у нас не пойдет, — сказал Кум-пожарный. — Нужен четвертый партнер.

В это время вернулся Лепинский, кивнул игрокам и лег на свою койку.

— Слушайте, геолог, — сказал счетовод, — вы как насчет того, чтобы перекинуться в подкидного?

— Не умею, — сказал Лепинский. — В преферанс — всегда готов.

— В преферанс, — сказал Кум-пожарный, — вы скажете еще — в покер.

— Мы в преферанс не умеем, — сказал счетовод.

— Давайте я вас научу.

Лепинский встал и подошел к столу.

— Игра простая, — сказал он, — нужно только понять.

Но партнеры игры не поняли и не оценили. Им больше нравился подкидной, и, в свою очередь, они предложили научить Лепинского. Вечер длинный, пришлось согласиться.

Они играли до поздней ночи, игра увлекла Лепинского. Парни были бесхитростные, да и он сам таким был, и азарт глупой игры завладел им.

Днем Лепинский работал, а вечером играл в подкидного дурака. Он так пристрастился к этой игре, что даже на работе думал с удовольствием о вечере, когда к ним в комнату придет Кум-пожарный и они опять сядут за стол.