Ничего не случилось…

— Это нам по пути, — уклончиво ответил Эгон.

— Ей-богу, от меня скоро жена сбежит! Что-то уж слишком…

Внизу подъехала машина. В ночной тишине это было слышно особенно отчетливо. Хлопнула дверца.

Усатый подошел к окну и посмотрел вниз.

— До свидания, — попрощался он с Ималдой.

— До свидания, — ответила она, продолжая сидеть.

— До свидания, до свидания… — монотонно повторяла она и после того, как машина уехала.

Около пяти утра обитатели дома проснулись от продолжительного и ужасного крика. Спросонья не могли разобрать, в какой именно квартире случилось несчастье. Одно было ясно — кричала женщина. Жильцам верхних этажей казалось, что крик доносился снизу, жильцам нижних — что сверху. В окнах то тут, то там вспыхивал свет, видно, люди одевались, спеша на помощь. Крик, начавшийся громко, постепенно стихал и наконец превратился в какое-то завывание, потом опять наступила тишина.

Потревоженные жильцы дома снова погрузились в сон.

«Крысы большия мастерицы на всякия гимнастическая штуки. Бегают ловко и проворно, лазают превосходно и даже по довольно гладким стенам, мастерски плавают, способны на большие прыжки и даже недурно роют землю, хотя не любят такого занятия. Пасюк, по-видимому, ловче своего собрата, по крайней мере, плавает несравненно лучше и, кажется, лазает искуснее. Ныряет пасюк не хуже настоящаго воднаго животнаго. Движения его в воде так проворны, что он смело может пускаться на охоту даже за рыбами. Часто может показаться, что вода — естественная стихия пасюка. Испугавшись, он часто бросается в реку, пруд или канал и без отдыха переплывает большие пространства или бежит в течение нескольких минут по дну. Черная крыса пускается на такия подвиги только в случае крайней нужды, но и она умеет хорошо плавать.

Между органами чувств у них всего сильнее развиты слух и обоняние, особенно первый, но не дурно и зрение; что же касается до вкуса, то крысы, к сожалению, имеют слишком много случаев упражнять этот орган в кладовых человека, на самых вкусных кушаньях, и нужно отдать им справедливость: оне умеют выбирать лакомые куски. Распространяться об их умственных способностях после всего сказанного бесполезно: отказать им в уме невозможно, а тем более в расчетливости и лукавстве, с которыми оне умеют избегать всякаго рода опасностей.»

— А, это ты… — Голос Романа Романовича, как всегда был уравновешенный и спокойный, на сей раз, правда, более деловитый. Он отложил на край стола документы, которые просматривал, делая на них пометки — то восклицательный, то вопросительный знаки — встал, закрыл за Ималдой дверь и указал на стул: — Садись!

Несколько минут назад Леопольд догнал Ималду в коридоре — уже переодевшись, она направлялась в зал на репетицию — и приказал немедленно зайти в кабинет к Раусе: — Ступай, как стоишь, в своем наряде — не голая же! Рауса сказал, скоро уедет, а ему надо сообщить тебе что-то очень важное…

— Я закрою окно, чтобы ты не простудилась, — заботливо произнес Рауса.

— Благодарю вас, — пробормотала Ималда.

— А разве мы с тобой не на «ты»?

— Мне неловко так обращаться.

— А мне в свою очередь неловко говорить «вы», — Рауса сел за письменный стол. — Что нового?

— Ничего особенного… — неопределенно протянула Ималда.

— Во-первых, не терплю, когда мне врут, во-вторых, я не заслужил, чтобы именно ты мне врала. Звонил управляющий трестом товарищ, Шмиц… — Рауса сделал продолжительную паузу, словно для того, чтобы проверить выдержку Ималды. — У тебя есть брат?

— Да…

— Ну, рассказывай…