Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные

В черно-белом цвете жизнь гораздо хуже, пел Пол Саймон. Да, намного, намного хуже. «Целый город лишился своей сердцевины», — написал культуролог Джейсон Фараго в эпитафии Рочестеру14. Крах Kodak стал «трагедией в экономической жизни Америки», — посетовал председатель суда, где рассматривалось дело о завершении процедуры банкротства. Настоящая трагедия заключается в том, объяснил судья, что 50 000 пенсионеров, многие из которых всю жизнь проработали на компанию, либо полностью лишатся своих пенсий, либо, в лучшем случае, получат скудные выплаты из расчета четыре-пять центов на доллар15. Если позаимствовать определение президента Sequoia Capital Майкла Морица, жизнь стала по-настоящему «нелегкой» для постаревшего промышленного рабочего класса Рочестера.

Другой судья по делу о банкротстве, чей дед работал в компании Kodak, отозвался об этой трагедии в еще более мрачном тоне. «Процедура банкротства была горестной, — сказал он. — Как будто мы потеряли члена семьи»16.

Я прилетел в Рочестер в поисках Kodak. Хотел своими глазами увидеть этот сломленный город, эту эпическую неудачу, лишившую Рочестер его сердца. Но порой даже при помощи новейших карт и программ навигации Google и Apple трудно отыскать истоки неудачи.

Ураган приближается к офису рядом с вами

«Через полмили поверните налево на проезд Инноваций», — проинструктировал меня голос.

Если бы и в реальной жизни дорогу к инновациям было найти так же легко… В поисках Kodak я вел взятую напрокат машину по Рочестерскому технологическому парку — скоплению малоэтажных офисных зданий на окраине города рядом с шоссе. Дорогу мне указывал механический женский голос, доносившийся из моего iPad.

«Через четверть мили поверните направо на улицу Креативности, — продолжал направлять меня невозмутимым механическим голосом алгоритм Google Maps. — Затем через восемьсот ярдов поверните направо на улицу Инициатив».

Рочестерский технологический парк был разбросан по одинаково выглядящим улицам с оптимистичными названиями. Мне сказали, что исследовательская лаборатория Kodak расположена где-то внутри комплекса, и, пока колесил по его дорожкам, я понял, что отыскать здесь инновации, креативность и инициативы не менее трудно. В этом беспорядочно разросшемся, состоявшем из множества малоэтажных офисных зданий технопарке не хватало самой главной составляющей — людей. Казалось, здесь не было ни души. Место выглядело безнадежным, в духе «великого угрюмца» Уильяма Гибсона. Создавалось впечатление, будто в Рочестер переместили Кремниевую долину, да позабыли про людей и заменили их роботами.

Возможно, так оно и есть. «У этой невидимой силы много имен. Компьютеризация. Автоматизация. Искусственный интеллект. Технологии. Инновации. И, всеобщие любимцы, РОБОТЫ», — написал в 2014 г. в Atlantic Дерек Томпсон, выражая нашу растущую озабоченность по поводу сокращения рабочих мест в американской экономике17. Словно в ознаменование (или же оплакивание) 25-летнего юбилея Интернета, в 2014-м американцы наконец-то в полной мере осознали то, что колумнист Wall Street Journal Дэниел Акст называет «боязнью автоматизации»18. Так, на обложке делового журнала, который я читал во время полета из Чикаго в Рочестер, был изображен смертельный торнадо, сметавший рабочее пространство. «Ураган приближается к офису рядом с вами…» — предупреждал вынесенный на обложку заголовок статьи, посвященной угрозе со стороны технологий для «завтрашних рабочих мест»19.

Многие другие авторы также разделяют этот страх перед автоматизацией. Известный экономический обозреватель Financial Times Мартин Вулф предупреждает, что умные машины могут лишить средний класс рабочих мест, тем самым усугубив имущественное расслоение, сделав богатых «равнодушными» к судьбе остальных людей и превратив в «посмешище» демократические ценности20. «Роботы уже идут, скоро они отнимут у вас работу»21, — сетует обычно оптимистичный экономист Тим Харфорд, комментируя покупку Google в декабре 2013 г. компании Boston Dynamics, производителя боевых роботов, таких как Big Dog — четырехногого железного монстра длиной около метра и весом 110 кг, способного нести груз весом 150 кг и взбираться по заснеженным пешим маршрутам. Харфорд выразил опасение, что 2014-й может стать годом, когда компьютеры наконец-то обретут самосознание — эту перспективу он по понятным причинам считает «серьезной» из-за ее «негативного воздействия <…> на рынок труда»22. Его особенно беспокоит, что умные технологии в возрастающей степени вымывают рабочие места среднего класса среди операторов печатающих устройств, клерков, турагентов и банковских служащих.