– Номер совсем не помню. А машинка интересная: Шкода Фелиция, и цвет такой необычный, винно-серый перламутр.
О Господи, винно-серый. И что это за цвет?
– Марку точно не спутали?
Девушка засмеялась:
– Нет, точно Фелиция. У моего парня раньше такая была, года два назад.
Я поблагодарил ее. Прощаясь, она улыбнулась и махнула рукой.
Свернув за угол, я увидел претенциозный двухэтажный особнячок и переливающуюся неоновыми огнями вывеску «Голубая луна».
Я толкнул тяжелую дверь, и меня встретила кондиционированная прохлада мраморного холла. Заведение, видимо, начинало работать позже. Сейчас здесь было тихо и пусто. Я огляделся. Обилие огромных тропических растений в кадках, зеркала в дорогих рамах, удобная кожаная мебель, – респектабельное местечко.
На звук дверного колокольчика в холл выглянул здоровенный детина с большой чашкой чая в руках.
– Вам кого? – хмуро спросил он.
Я полез за удостоверением, но он, так же хмуро, сказал:
– Можешь не доставать свою ксиву, и так вижу, что мент. Пойдем, провожу тебя к администратору. Нам разговаривать с милицией запрещено.
Администратором оказался рыхлый парень лет тридцати. По случаю жары он был без пиджака, в розовой рубашке с кружевным жабо. Его лоб украшала ранняя лысина, он постоянно промокал ее платочком.
Глянув на фото, он снова достал платочек, и глазки его забегали. Он отпросился на минуту, почти сразу вернулся, и уже уверенно сказал:
– Вам нужно поговорить с нашим шефом. Он будет с минуты на минуту.
Вместе с ним в комнату вошел худощавый парень в белоснежной рубашке.
Он обратился к нему:
– Вадик, принесите нам, пожалуйста, холодного сока. Или, может, покрепче?
Я кивнул:
– Лучше минералку.
– Без газа? С лимоном? – подобострастно склонился он.
– Мне все равно. Хотя нет, лучше с газом.
Вадик исчез на мгновение и материализовался снова, уже с подносом. Он перехватил взгляд администратора и едва заметно кивнул.
Тот вздохнул с заметным облегчением:
– Приехал Михаил Николаевич.
И действительно, в зал по ступеням спустился немолодой уже мужчина, лет пятидесяти на вид. Он цепко глянул на меня, поздоровался, пригласил в кабинет.
Мы прошли длинным коридором, который был скрыт плотной бархатной портьерой от взглядов посетителей, почти до конца. За дверью темного дерева располагался кабинет, с огромным письменным столом дорогого дерева с инкрустациями. Кресла и диваны были под стать столу, с вычурно изогнутыми спинками и гобеленовой обивкой, напоминающей салоны восемнадцатого века.
Михаил Николаевич сделал приглашающий жест, и устало опустился в кресло. Он внимательно рассмотрел фото, поднял глаза на меня:
– Могу я узнать, чем заинтересовал вас этот молодой человек? – глубоким, низким голосом спросил он.
– Мы ищем его в связи с расследованием дела об убийстве.
Он помолчал.
– Ну, что ж, все равно вы об этом узнаете. Лучше уж от меня. Его зовут Максим, фамилию я не знаю. Познакомился я с ним в прошлый понедельник. Не скрою, он мне понравился: молод, красив, умен, кажется, талантлив. Он ведь, знаете ли, представился художником. Я сразу обратил на него внимание. Мы провели вместе три незабываемых дня, а потом он исчез. Просто не появился больше.
– Когда вы виделись с ним последний раз?
– В пятницу утром.
– И вы не пытались найти его? Как вы обычно связывались?
Он пожал плечами:
– Никак. Он проводил здесь все вечера, потом мы ехали ко мне. Часов в двенадцать мы просыпались, я уезжал по делам, а вечера мы проводили в ресторане.
– Он с кем-нибудь еще встречался здесь, в Москве? С какой целью он сюда приехал?
– Максим – художник, мы с ним познакомились на выставке, и я пригласил его к себе, в «Голубую луну». Он поддержал знакомство. Я не особо выспрашивал его. Хотя, наверное, с кем-то он встречался днем. Иногда ему звонили.
– Он упоминал в телефонных разговорах какие-то имена?
Михаил Николаевич задумался.
– Да, женское имя. Он очень нежно относился к матери, называл ее «Данюша». Впрочем, о том, что эта женщина – его мать, говорил он. Мог и соврать. – Он поднял на меня совершенно больные глаза: – Я надеюсь, что вам не слишком противно слушать подобные откровения? Люди вашей профессии редко бывают терпимы.
Я не ответил.
Он потер лицо ладонями и сказал:
– Я думаю, что он просто использовал меня. Скорее всего, он вернулся домой. Но почему не простился и не объяснился как-то со мной, я не понимаю.
– А вы не знаете, где он останавливался в Москве до встречи с вами?
– Не имею представления. А впрочем, я как-то, в самый первый день нашего знакомства, подвозил его с выставки. Это на Пресне, рядом с Тишинским переулком.
– Сможете показать?
Он поднялся на ноги, подошел к окну.
– Я не знаю, почему он со мной поступил так. Но я не хотел бы ему неприятностей.
Я тоже поднялся.
– Михаил Николаевич, я думаю, что с Максимом случилась беда. У него действительно есть мать, она тоже разыскивает его. Так что, я думаю, вы правильно поступили, рассказав мне о нем. Если вы сейчас не слишком заняты…
– Едемте, я покажу, где высадил его тогда.