Ничего личного!

Я сидела в кресле, обуреваемая мыслями о том, что ребята могут и в самом деле не догадаться, где я. Даже не знаю, принесла ли пользу моя хитрость с телефоном, кнопку которого мне удалось нажать в машине рукой, свободной от браслета. Возможно, что все мои хитрости ничего не принесут мне, и остается надеяться, что, за недостатком времени, Игорь недолго будет убивать меня.

Я глубоко вздохнула. С той секунды, как я уселась за руль собственной машины и, повернувшись к Жене с какой-то ничего не значащей фразой, увидела ее мертвые глаза, а в затылок мне уперлось твердое и холодное дуло пистолета, со мной что-то произошло.

Кажется, во мне разрушилась детская вера, что я буду жить всегда. Смерть оказалась так близко рядом, что я на несколько мгновений потеряла сознание. Во всяком случае, я не помню, как оказалась в машине Игоря. И сейчас временами кружилась голова и, хуже того, к горлу подкатывала тошнота.

Внезапно попискивание прибора изменилось. Игорь появился в дверях, еще раз сходил к машине, на этот раз за ящиком с инструментами.

Я слышала, как он отодвигал мебель, потом несколько минут работала дрель. Наконец, в комнате установилась тишина.

От любопытства я привстала, забыв о тошноте и головокружении:

– Ну, что там?

Игорь появился в дверях кабинета с увесистой пачкой документов в руках:

– Если честно, я думал, что ты врала. И решал, как сделать, чтобы ты умирала подольше и пострашнее. Приношу свои извинения.

Я кивнула на бумаги:

– Не возражаешь, если я посмотрю?

К моему изумлению, документы действительно оказались подлинными. Здесь были несколько писем, толстая тетрадь, кажется, чей-то дневник, исписанный крайне неразборчиво, карта какого-то уезда, судя по надписям и ятям, тоже позапрошлого века, выписка из церковной книги, совершенно истрепавшаяся на сгибах, еще какие-то бумаги.

Среди документов я заметила несколько листов писчей бумаги, исписанных вполне узнаваемым почерком Степана Голембиевского. Это были черновики статьи, на одном из листков упоминался дальний родственник Пушкина, с которым старый коллекционер находился в переписке. Я еще раз вернулась к тетради-дневнику, и на последних, пустых страницах нашла рисунок розы, сделанный пером, и витиеватую подпись, окруженную виньетками: «Мария Александровна Розанова, девица». Меня осенило:

– Слушай, Игорь! Ты нашел тайник кого-то из Голембиевских. Похоже, Агнесса Прокофьевна о нем ничего не знала. Дело в том, что эти документы упоминаются в ранних описаниях коллекции, например, вот этот дневник девицы Розановой. Но в наличии их никогда не было. По крайней мере, Агнесса Прокофьевна говорила, что они утрачены. Была даже какая-то история, кого-то подозревали в их краже, но тогда ничего не подтвердилось. А теперь я поняла: все эти годы документы лежали в тайнике. Понимаешь, Степан Витольдович умер внезапно, у него случился обширный инсульт. Перед смертью он работал над какой-то статьей, и вполне мог забрать на дачу документы для работы. Если бы не твоя настойчивость, они так и пролежали бы там еще сто лет.

Пока я рассматривала документы, Игорь устроился рядом со мной, достал сигарету.

– Чего у него отчество такое чудное? Немец, что ли?

– Нет, он поляк. И Степаном его записали уже русские чиновники. На самом деле он Стефан, Стефан Витольдович. Но в семье его всегда звали Степаном.

Сигаретный дым поплыл по комнате, я невольно поднесла руку к горлу.

– Игорь, открой, пожалуйста, окно. Мне что-то нехорошо.

Видимо, обрадованный находкой, он повернул решетки жалюзи и распахнул окно в сад. От свежего воздуха мне на некоторое время стало легче.

– Можно, я посмотрю документы, пока ты занят? – вежливо спросила я.

Он кивнул, и я раскрыла дневник, пытаясь разобрать гусиные каракули.

Игорь докурил сигарету и опять вернулся к своим занятиям.

Девица Розанова, за отсутствием свежих впечатлений, тщательно перечисляла все то, что делала в течение дня. Наткнувшись на описание очередной выпитой чашки кофея, я вспомнила, что утром так и не успела позавтракать. Горько подумала: «Что уж теперь?»

Через десять минут тошнота и головокружение вернулись, а кофе хотелось выпить уже нестерпимо.

Я жалобно попросила:

– Игорь, может, расстегнешь браслет? Я могу сварить кофе. У Агнессы Прокофьевны всегда есть хороший.

– Обойдусь,– равнодушно отозвался он из кабинета.

– Если хочешь, можешь покараулить меня с пистолетом, – насмешливо проговорила я.

Игорь появился в дверях кабинета.

– Я не понял, это ты со мной заигрываешь, что ли?

Я сжала зубы и твердо сказала:

– И не мечтай.

Он хохотнул:

– А зря. Может, я и проявил бы жалость. Подумай хорошенько: коллекция, можно сказать, в моих руках, как тебе такое приданое? Или тебе не нравится моя бисексуальность? – Он насмешливо рассматривал меня. – Если меня она не смущает, то тебя и подавно не должна. Ну что, не передумала?

Я посмотрела ему в глаза:

– Ты убил бабу Дусю и Женю.

– Ну и что? Скажите, какие ценные члены общества! Если у тебя нет других причин…