Наверное, она сказала это вслух, потому что Андрей краснеть перестал и ответил очень серьезно, как будто экзамен сдавал:
– Мне это нужно. Вот все это. – Он погладил ее всю, от макушки до пяток, и поцеловал, сначала робко, а потом весьма решительно. И вдруг оказалось, что Кате это тоже нужно, и с телом своим она еще очень даже хорошо управляется.
Вечер был прекрасный. И Катина жизнь тоже. Как-то естественно и неспешно все наладилось и встало на свои места, и брак ее фиктивный больше не был фиктивным. Иногда ей даже начинало казаться, что Андрей ее любит. Думать и анализировать то, что между ними происходило, она себе запретила, боялась сглазить. Смешно сказать – она, умная, образованная, дипломированная, вдруг поддалась глупым деревенским суевериям и ничем, даже нечаянной мыслью, не хотела разрушить то, что они строили вдвоем, возводили из невидимых, но осязаемых кирпичиков. Кате вдруг стало казаться, что счастье – это слишком хрупкое чувство, что его нужно беречь и охранять. Как будто раньше она никогда не чувствовала себя счастливой. Чувствовала. Но не боялась потерять. А теперь вот боялась.
И Андрей тоже боялся, не говорил об этом вслух, но Кате не требовались слова, телохранитель Иван, ставший ее тенью, был лучшим тому доказательством.
С Иваном у Кати как-то сразу не заладилось. Он смотрел на нее так, словно она была не его подопечной, а аферисткой, от которой нужно охранять мир. И делал все возможное, чтобы оградить мир от Кати по максимуму.
То нельзя, это не положено, а это и вовсе запрещено инструкцией. Катя пыталась пожаловаться Андрею, но муж лишь разводил руками. Инструкции – дело святое, и кто он такой, чтобы их отменять?! Но по глазам его Катя видела, что методы Ивана Андрей разделяет целиком и полностью. И тогда она пожаловалась Семе, человеку, который написал инструкции для Ивана, приперла к стенке своим уже вполне очевидным беременным животом и принялась шантажировать и угрожать, напоминать о правах человека в целом и правах беременной женщины в частности. Сема вздыхал, страдальчески закатывал глаза, сочувственно кивал, но стоял на своем.
Консенсуса они достигли только минут через тридцать. Теперь Иван не имел права провожать Катю до дамской комнаты и в людных местах держался на приличном расстоянии, а не на расстоянии вытянутой руки, и выбирать маршрут за нее он не имел права, и во времени ее ограничивать. Это была победа! Пусть маленькая, но лиха беда – начало. Вот только после этого Иван стал еще мрачнее и еще подозрительнее. Хотя куда уж подозрительнее!
В этот прекрасный предновогодний вечер Катя старалась не обращать внимания на досадные пустяки. Этот вечер она отвела для покупок подарков членам своей семьи. Лизе купила красивое платье, Дениске радиоуправляемый вертолет, а потом очень долго выбирала подарок для Андрея. Когда Иван уже начал скрежетать зубами от бессильной злобы, Катя нашла то, что искала, – синий кашемировый свитер. Конечно, у Андрея было много свитеров, но вот такого, идеально подходящего под цвет его глаз, не было. И вообще, нужно же ей с чего-нибудь начинать.
Когда все запланированное на вечер было сделано, Катя почувствовала усталость и волчий голод. Ей вдруг невыносимо сильно захотелось горячего чаю с шоколадным пирожным. Нормальное человеческое желание, которое Иван привычно не одобрил.
– Может, дома попьете? – спросил он и многозначительно посмотрел на часы.
– И дома тоже попью. – Катя улыбнулась ему светло и безмятежно, а потом спросила: – Ваня, вы куда-то спешите? Так вы идите, я могу и сама.
И, не дожидаясь ответа, направилась к кафе.
– Я никуда не спешу. – Он поравнялся с ней уже через мгновение, хотел взять под локоток для пущей надежности, но вовремя одумался. – Я буду поблизости.
И ведь не соврал, уселся в двух столиках от Кати, чтобы она не расслаблялась. Но она все равно расслабилась. Как только села и вытянула ноги, сразу почувствовала, как ноет от усталости поясница, почувствовала, что готова съесть не только пирожное, но, кажется, и целого быка. Быков в кафе не подавали, и пришлось ограничиться тремя пирожными. Конечно, потом непременно случатся угрызения совести, и фигуру свою ей будет очень жалко, но это потом, а пока душа и желудок требовали сладкого.
– …Ты не лопнешь?
Елена Прекрасная куталась в меха и терпкие духи, от которых у Кати засвербело в носу.
– Не переживай за меня. – Она все-таки чихнула, краем глаза заметила, как напрягся Иван, и успокаивающе махнула рукой. Хотя искушение натравить его на Елену Прекрасную было велико.
– Я присяду? – Дожидаться разрешения Елена Прекрасная не стала. – Есть разговор.
– Я не хочу с тобой разговаривать.
Катя и в самом деле не хотела. Все-таки далеко не все раны в ее душе затянулись, все-таки для Андрея Елена Прекрасная являлась не просто случайной знакомой, а с памятью у Кати был полный порядок.
– Захочешь, когда узнаешь, о чем пойдет речь. – Изящным движением плеча Елена Прекрасная сбросила шубку, с брезгливостью посмотрела на тарелку с пирожными, спросила: – Не боишься?
– Чего?