Ничего личного

– Я говорю, девочку не трогай, урод!

– Так я не… – Андрюха не успел договорить, потому что Ленка, жалобно всхлипнув, вскочила на ноги, бросилась к тетке.

– Ну, что ты, что ты, милая! – Тетка подхватила ее под руки и прижала к груди. – Не плачь, детка. Никто тебя больше не обидит. Ванюшка мой сейчас с этим злыднем разберется. – Она говорила и смотрела на Андрюху. Во взгляде ее было… отвращение.

– Разберусь. – Детина навис над Андрюхой. – Ну что, урод, рассказывай, зачем ты к девочке приставал!

– Я не…

– Ванька, а ну-ка иди сюда! – послышался из темноты хриплый, прокуренный голос. – И щенка с собой прихвати. Да покрепче держи, чтобы не убег.

Андрюху дернули за воротник куртки и потащили. На сопротивление не осталось сил. Силы вдруг враз кончились. Как и понимание того, что происходит.

– Ну, что тут, батя? – Ванюшка остановился рядом с коренастым мужиком, встряхнул Андрюху так, что клацнули зубы.

– Дрянь дело, сынок. – Мужик присел на корточки рядом с Демой, сунул в зубы сигарету, но так и не зажег. – Парень-то того… Помер, кажись…

И Андрюха с устрашающей ясностью вдруг понял, что Дема лежит не просто так, не потому что без сознания, а потому что этот незнакомый мужик прав – Дема мертв. Он, Андрюха, его убил. Убил и даже не понял, как…

– Как это помер, батя? – Детинушка ослабил хватку, и Андрюха, вдруг утративший остатки сил, опустился на снег.

– Так и помер! Пульса нет, глаза, вишь, открыты. Башкой о бордюр саданулся и помер. Вот тут бордюр снегом присыпан, сразу и не разглядишь…

А Ленка знала… видела, как он убивал. Для нее он теперь убийца…

Громко, очень громко, заголосила тетка.

– Лидка, кончай выть! – велел мужик. – Бери девочку и идите отсюдова куда-нибудь. – Он задумчиво пожевал незажженную сигарету и добавил: – Милицию надо бы вызвать, раз уж дело такое. Слышь, Лидка? А мы с Ванькой тут пока покараулим.

Тетка перестала голосить, сгребла в охапку Ленку и, беспрестанно оглядываясь на лежащее на снегу тело, потрусила по аллее.

Егор Сидорович проводил долгим взглядом жену и девочку, прикурил наконец сигарету и посмотрел на сидящего на земле пацана.

Ишь, как отделали! Морда – сплошной синяк. Рана на пол-лица, кровища хлещет. Надо бы тряпицу какую приложить. А у этого… у трупа вроде и следов насилия особых не видно. Конечно, если не считать насилием проломленный череп. Это что же выходит? Сначала этот, который сейчас труп, пацаненка мордовал, а потом уже пацаненок отыгрался. Так, что ли? Не сам же он себя так расписал…

Егор Сидорович задумчиво поскреб щетину. За свои шестьдесят с лишним лет он навидался всякого. В молодости досыта нахлебался романтики. Исколесил весь Дальний Восток. Ходил в море на рыболовецких траулерах, когда месяцами вокруг только вода и опостылевшие морды, когда до земли сотни километров, и работа каторжная, и отдушины никакой, когда бабы только на картинках, а романтика сидит в печенках. Тогда он был чуть старше этого салажонка с изуродованным на всю оставшуюся жизнь лицом и тоже, бывало, дрался, и нож в ход пускал… Эх, молодость – глупость! Егор Сидорович тяжело вздохнул. Его, тогда молодого и горячего, бог миловал, уберег от греха: и сам жив остался, и не угробил никого. А мальчонку вот бог не уберег…

Андрюха замерз. Смотрел в остекленевшие глаза своего врага и клацал зубами. Холод выморозил все чувства, наслал блаженное оцепенение, позволил ни о чем не думать. Андрей и не думал. Просто смотрел в мертвые Демины глаза. Он не видел, как мужик в тулупе, недовольно покряхтывая, поднял с земли серый вязаный шарф, которому положено было согревать Андрюхину шею, а не валяться на снегу.

– Сколько их было? – спросил он, аккуратно складывая шарф «гармошкой».

– Кого?

– Тех, кто тебя так отделал. Тут ведь не один человек работал. – Мужик закончил возиться с шарфом и заглянул Андрюхе в глаза. – Наследили.

– Не было больше никого.

Это его дело. Его и Демы-покойника…

– Не было, говоришь? – Мужик хмыкнул, протянул шарф. – На-ка вот, приложи к ране.

– Батя, ты чего?! – Детина возмущенно мотнул башкой. Волчья шапка едва не свалилась в снег. – Ты чего этому уроду помогаешь? Он же человека убил и девчонку хотел изнасиловать!

– А ну, цыц! – Дядька смотрел на сына снизу вверх, но от его взгляда тот, казалось, стал меньше ростом. – Отца надумал учить?! – Докуренная до самого фильтра сигарета с сердитым шипением упала в снег.

– Так ведь…

– Цыц, я сказал! Надо слепым быть, чтобы не увидеть, что сначала пацаненка били, а потом уж он… И девчонку он не обижал! Какое уж тут насилие, когда на нем самом живого места нет?! Правильно я говорю, парень?!

Шарф пропитался кровью почти сразу. Андрюха перевернул его другой стороной, с ненавистью посмотрел на мужика. Жалеть его надумал?.. А где же он раньше был, когда еще оставалась возможность что-то исправить?.. Появился хотя бы на пять минут раньше, и Андрюхе не пришлось бы сейчас смотреть в мертвые Демины глаза, и с Ленкой бы все было хорошо… А теперь уже поздно, жалей не жалей. Теперь он убийца…