Ничего личного...-3

Утром Роза страшно ругалась, обнаружив Амадео, спящего в детской, зато Тео был вне себя от радости. Но торжественно пообещал Розе, что теперь сам будет следить, чтобы папа лечился как следует, выпросив тем самым право ночевать в его комнате.

Похороны Лукаса прошли без участия Амадео. Во время расследования выяснилось, что Лукас в порыве гнева убил тестя, а затем покончил с собой. Виктория выжила, но неделю пролежала в коме. Тело Сезара обнаружилось на втором этаже семейного особняка Лаэрте, в его кабинете. Он лежал на столе, из шеи торчала дорогая перьевая ручка, которой он обычно подписывал контракты. Что явилось причиной конфликта, следствию установить не удалось, а Виктория отказалась говорить. Дело закрыли за смертью обвиняемого.

* * *

Неделю спустя Амадео и Ксавьер встретились в баре. Джо, как обычно, разыгрывал добродушного весельчака, бегая вдоль стойки и прикрикивая на двух чрезмерно разошедшихся спорщиков за столиком в дальнем углу. По телевизору шли новости, в которых обсуждался судебный процесс над Крейгом Беррингтоном, бывшим мэром города.

— Да говорю я тебе, казнят! Точно казнят! — доказывал один, крупный мужчина в ярко-красном жилете. Лицо по цвету почти сравнялось с одеждой — несколько выпитых бокалов пива уже вовсю разгулялись.

— Запрещена у нас смертная казнь! Или ты забыл? — ехидничал в ответ второй, сухощавый мужичок, который тянул только первый бокал. — Запрещена! Сколько еще вдалбливать это в твою пустую башку!

— Это у меня она пустая?!

— А что там есть, кроме нескольких пинт пива? Ты им так уже накачался, что оно скоро у тебя из ушей польется! — не уступал второй.

— А ну тихо! — рявкнул на них Джо, затем, как ни в чем не бывало, повернулся к Амадео и Ксавьеру. — Вам как обычно, господа?

— Как Тео? — спросил Ксавьер, принимая стакан у Джо. — Оправился от шока?

— Уже давно, — улыбнулся Амадео. — Я боялся, что его будут мучить кошмары, но он спит очень крепко.

— Он теперь в безопасности. Больше нечего бояться, — Ксавьер сделал глоток. — Но было несусветной глупостью с твоей стороны соваться к Лукасу в одиночку.

— Прости, — покачал головой Амадео. — Иначе я не мог. Знал, что Лукас может выкинуть любую мерзость, поэтому и не взял никого с собой.

— Сожалеешь о его смерти?

Амадео надолго замолчал, глядя в стакан с виски. Ксавьер уже решил, что тот не ответит, но тут друг заговорил:

— Жизнь Тео мне дороже Лукаса, — голос странно сел, будто принц все еще не оправился от болезни. — Я не хочу, чтобы мой сын все время боялся, что его похитят и сделают с ним что-то, только чтобы досадить мне. Уверен, ты тоже не хотел бы такого для дорогого тебе человека, — он на мгновение взглянул на Ксавьера, но тут же снова опустил голову. — Лукас не остановился бы, я слишком хорошо его знаю. В следующий раз все могло бы закончиться намного хуже, — он выпрямился, залпом опрокинул в себя виски и поморщился. — Я в порядке. Спасибо, Ксавьер.

— Если так, то окажи мне услугу, — усмехнулся тот. — Убери это печальное выражение с лица. Оно тебе не идет.

Джо с любопытством прислушивался к разговору, не обращая внимания на снова начавших спорить приятелей за столиком. Полотенце в руках так и мелькало, он тщательно скрывал свою заинтересованность, тем не менее выставляя ее напоказ. Амадео знал, что это старый испытанный прием — посетители не выдерживали такого плохо скрываемого любопытства и выкладывали о себе все.

— Вы что-то хотите спросить, Джо? — улыбнулся он.

— О, вовсе нет. Просто вы мне кое о ком напомнили, — Джо наполнил стаканы по новой и пододвинул их к Ксавьеру и Амадео. — Давеча был тут один тип. Недавно потерял отца, так на него смотреть было страшно. Вот уж действительно бедняга. Говорит, поругался с ним незадолго до его смерти, но так и не успел извиниться. Теперь всю оставшуюся жизнь его будет грызть чувство вины, но так уж устроен мир. Никто не думает о последствиях. Никто.

Джо назидательно поднял вверх указательный палец. Ксавьер и Амадео молчали, ожидая продолжения. Джо понял, что подробностей от них не дождется. Пришлось рассказывать дальше в надежде, что они поделятся своей историей в обмен на его.

— Думал, он напьется вдрызг, но нет, всего пару бокалов пива. Рядом с ним ошивался какой-то человек, так тот вообще ничего кроме минералки не заказал. Трезвенник, — бармен пожал плечами. — Хотя когда у тебя на руках великовозрастный ребенок, который постоянно хнычет: «Мне плохо, у меня болит голова, нет, теперь не болит, я сказал, живот, ты совсем обо мне не заботишься!», пить поневоле разучишься.

Амадео едва не расплескал виски, стакан с которым почти донес до рта.

— Прости, Джо, что ты сказал?

Ксавьер же молча смотрел на бармена. Тот поежился под стальным взглядом, мгновенно пожалев, что вообще завел этот разговор.

— Говорю же, нянька при нем была. Мужчина лет тридцати-тридцати пяти, лицо такое… с изящными чертами, и акцент нездешний.

Амадео переглянулся с Ксавьером.

— А этого опекуна, случаем, не Жан зовут?

— Вот! Точно! Он только его и звал без конца: Жа-а-ан, мне плохо, Жа-а-ан, я хочу конфетку, Жа-а-ан…