Ничего личного

И вроде бы все начало налаживаться и возвращаться к прежним декорациям. Работа, полный контроль над собой, хлопоты и забота о сыне. Заботы, которые стали для меня спасением. Ведь только с ним я ощущал тот кислород, без которого уже давно бы задохнулся в своей душевной агонии. Да, я взял себя в руки — вернул свой прежний облик, однако темнота внутри меня никуда не делась и с каждым прожитым днем только расширяла свои тернистые границы. Она разъедала меня, вела по краю, а по ночам, в которых больше не было снов, возвращала в безумие воспоминаний. Точно раскаленное железо они выжигали в моем сердце дыры, убивали, заставляли захлебываться под тяжким грузом вины и держать свой личный траур.

Понадобился целый год, чтобы боль и тяжесть потери улеглась, притаилась, прежде чем я позволил хотя бы подпустить к себе женщину. До этого просто не чувствовал такой необходимости. И тогда не чувствовал, но природа брала свое и мне, как взрослому, полноценному мужчине так или иначе нужна была разрядка.

Мои случайные связи не были случайными. Их подбирали специально и только с одной целью. Однако даже в этих, ни к чему обязывающих встречах для удовлетворения физиологической потребности, мне паталогически чего-то не хватало. Никогда не думал, что похоть может быть пресной. Что даже в удовольствии все превратиться в сплошное серое ощущение!

Наверное, это и послужило главной причиной того необъяснимого, дикого импульса, которого я сам от себя не ожидал. Слишком долгим был внутренний голод и непреодолимая потребность чего-то, что я не мог объяснить. Так, по крайней мере, я решил с самого начала.

Компания, которую я возглавил в тот момент, стремительно шла на дно, и мне понадобилось немало усилий, опыта и сноровки, чтобы сносно выровнять ее положение. Это был своеобразный творческий процесс, так что я хладнокровно и с энтузиазмом подходил к перестройке. Одной волной случилась перестановка кадров, ужесточение дисциплины и смена политики. Несладко пришлось всему штату, но меня это не заботило — цель должна оправдывать жертвы.

И вот в этом бешеном движении, в этой суете рабочего настроения и стресса, я каким-то немыслимым образом выделили ее.

Я никогда не позволял себе заводить интрижки или с кем-то сближаться на работе. Никогда. Это был мой принцип. Даже после смерти жены. Однако Алина оказалась внезапным и единственным исключением.

До сих пор не могу объяснить себе, что привлекло меня в этой сдержанной девушке с самого первого дня нашей встречи? Она, безусловно, красива и стройно сложена, но этим точно не удивишь разбалованный взгляд. В ней было что-то еще. Что-то другое… в жестах, в мимике — неуловимое, манящее, тонкое. Порой неловкие движения, порой робкий взгляд, когда девушка уверенно говорила, но старательно прятала свой трепет передо мной. И это каждый раз заставляло обращать на нее особое внимание.

Я понимал, что привлекаю свою подчиненную, так же как и большую часть женского коллектива, но она никогда не позволяла себе даже маленького намека, чтобы обличить свои эмоции или сдвинуть границу. Так же как и с моей стороны, несмотря на помешательство, не было снисхождений к ней. Я держал себя в крепкой узде и даже подумать не мог, что когда-то моей воли не хватит, и я пойду наперекор своим принципам.

Все сложилось в один момент. Напряженное совещание, на котором был рассмотрен отчет, обличающий все скрытые норы деятельности компании, окончательно поставило должность зама под вопрос. Я итак держал этого Левицкого до последнего, в первую очередь, как главное звено, способное раскрыть мне карты на все подводные камни этого улья. И до последнего давил мысль, что в том числе и из-за нее. Ведь дела обстояли так, что Алина должна была уйти следом за Левицким.

Этот проныра, пользуясь положением, все провернул так, что девушка оказалась ввязана во все движения. Вышколил настолько, что Алина разбиралась в работе каждого отдела и выполняла многое из того, что не имела права выполнять! Стала одной из важных единиц в компании, и это оставаясь на должности помощницы.

Я не мог с точностью сказать — знала ли она о беспределе своего начальника или же была соучастницей всего этого? Но в тот день вопрос стал ребром. Слишком весомым был объем ущерба, который еще предстояло разгребать в будущем.

Левицкий сразу смирился со своей участью и даже не попытался увести мой настрой в другое русло. Закрылся в своем кабине и, устроившись в кресле своим грузным телом, скорее всего сразу начал строчить заявление под бутылку коньяка. Алина же, пошла по другому пути. Она не стала отступать и сама пришла ко мне. Именно с того момента и началась точка невозврата.

Дело в том, что когда первой волной я сдвигал людей с основных должностей, чего только не наблюдал. И угрозы и слезы и рьяные доводы, но особенно выделялись сотрудницы, которые предлагали решить вопрос иным путем. Банальным и примитивным. Некоторые даже успевали частично обнажиться, прежде чем униженно спотыкались о стальную стену моего равнодушия.