Нибиру. Пробуждение

Людмила не понимала, что с ней происходит. Помнила расстрелянную ракетами ночь. Перед глазами проплыли окровавленные тела, клочки черного дыма, кровавые пятна. Потом прозвучал выстрел, и пуля раскрошила кафель на полу. Стало так страшно! Паника захлестнула сознание, и мимо, под топот каблучков потекли белоснежные стены тоннеля. В самом конце коридора — дверь. Что-то подсказывало: надо войти туда. Но что дальше? Спрятаться от взрывов и криков? Или что-то другое?..

До вчерашнего дня телеведущая и не подозревала о существовании ЛАЭС. Не знала, что в бетонных артериях исполинского монстра, снабжающего электричеством несколько регионов, может таиться смертельная опасность. Дело у девушки маленькое — читать с монитора написанный журналистами текст и улыбаться в объектив телекамеры. Очень легко. Даже не обязательно запоминать или вдумываться в суть. Каждый день интересное приключение: поездка в Мадрид на корриду, полет в Вашингтон на ежегодный карнавал в честь Новой Демократии, еще куда-нибудь. Работа как раз для дочери Тимура Батурина, воротилы массмедийного рынка — выпускницы МГИМО с красным дипломом за папины деньги. Главное, не забывать: держи осанку, делай умное лицо, поддакивай в диалогах. И улыбайся. Всегда улыбайся!

Вчера небольшому уютному мирку Людмилы пришел конец. Она впервые увидела, как убивают людей. Раньше ей приходилось рассказывать в прямом эфире о наводнениях в Закарпатье и землетрясениях в Китае; во время «трагических» эфиров она должна была слегка поджимать губы и делать сочувствующее лицо. «Погибли восемнадцать тысяч человек…» Но если раньше печальные события развивались где-то там, в ничего не значащей дали, то сейчас они ворвались в реальность телеведущей.

После страшного вечера Людмила думать не могла про улыбки. Ее трясло, хотелось немедленно убраться из кошмара. Закрыться на все засовы, включить сигнализацию в квартире, шмыгнуть в кровать и с головой накрыться одеялом. «Все забудется после бокальчика мартини. Или не забудется?..»

Уровень интеллекта госпожи Батуриной колебался где-то между понятиями «глупая кукла» и «симпатичная дурочка». Она об этом знала, но не слишком беспокоилась: о чем волноваться, если внешность и папины ресурсы поддержат на плаву в любых условиях? Но сегодня…

Сегодня с ней случилось непоправимое. «Кошмарное. Неописуемое. Выстрелы, крики, смерть». Девушка держалась. Неосознанно закрылась безразличием, перестала обращать внимание на беснующихся вокруг людей.

«А полчаса назад произошло что-то еще…» Выстрел ударил по ушам, и… Людмила вдруг, испугавшись, осознала, что начала мыслить по-другому. Отчетливо поняла разницу между собой вчерашней и собой сегодняшней. Раньше ей думалось очень легко, без напряжения: «Сегодня надену вон ту зеленую кофточку…» «Хм, офицерик довольно симпатичный, только напряжен что-то…» «Ирки больше нет…» После выстрела же, когда накатил внезапный ужас, мысли стали вдруг какими-то другими. Чужими, что ли? Одновременно и принадлежали ей, и совершенно неожиданно зарождались где-то в голове, звуча, как приказы.

«Я должна бежать вниз — к реакторному залу».

«Но я же не знаю, где он находится!»

«Бегу по левому коридору. Там нахожу дверь к реактору. Механизм аварийного закрытия не сработал, потому ее можно открыть».

«А зачем?»

«Потому что…»

Мысленный диалог между Людмилой и ее сознанием оборвался, когда она оказалась в объятиях полковника. Нараставший ужас — «Он прав — у меня едет крыша. Я о чем-то разговаривала сама с собой! Шизею от стресса?..» — сменился умиротворением.

Мышцы расслабились, стало очень тепло и приятно. В груди разрастался облегченный стон. Как хорошо! Сейчас ее отведут к другим мужчинам. Будет еще теплее и в сотни раз приятнее. Какое отличное слово — «безопасность»!

«Взрыв на атомной электростанции должен помочь», — прозвучал безликий голос.

Мысль на этот раз была настолько чужеродной, что телеведущая содрогнулась. Подняла голову и уставилась на полковника.

— Успокоилась уже? — с облегчением поинтересовался он. — Идем?

«Должна произойти перегрузка реакторов. Радиация существенно облегчит работу».

— Что вы сказали? — удивилась Людмила.

— Я спросил, пришла ли ты в чувство.