Нибиру. Пробуждение

Мари промолчала, уткнувшись носом в подушку. Ей было страшно и одиноко. Даром что в Семнадцатой Комнате, как они называли свой новый дом, кроме нее находилось еще одиннадцать женщин. В кромешной тьме, озаряемой светильниками лишь на пару часов в день, каждый был предоставлен самому себе. После прибытия подавленные горем люди даже не пытались общаться. Кто-то рыдал, кто-то в душевном порыве колотил руками по стенам. Многие звали пропавших без вести родственников — тех, кто остался где-то там, наверху.

Со временем (прошел день или полгода — какая разница?) всеобщая истерика закончилась. «Человек привыкает к любым лишениям. Было бы чего пожрать и где помочиться, — думала Мари». Люди притихли. Погруженные в апатию мужчины и женщины бессловесно шаркали ногами, продвигаясь к Столовой, справляли естественную нужду, позванивали тренажерами в Спортивном зале, затем ложились спать в холодные постели.

Лиза ворочалась на кровати, шурша одеялом. Она бормотала что-то о Боге и о выборе. Вещала о том, что надо жить вопреки всем невзгодам.

«Ну да, — улыбалась во тьме Мари. — И тогда твой Боженька пришлет тебе облегчение. Ты, дуреха, родственников не теряла. Все они там — во Втором секторе. Сытые и глупые, как ты».

У Мари наверху остался гражданский муж; его имя в списках спасенных не обнаружилось. Нескладный крепыш, служивший в каком-то секретном правительственном ведомстве. Немногословный и всегда ужасно занятой. Но все же теплый и ласковый, когда прижимаешься к нему, приподнимая лицо для поцелуя. Любимый. И… мертвый. Наверное…

«Послушать их, так все погибло. Аравийский полуостров почти целиком нырнул под воду. А вместе с ним ушел Агей… Мне будет не хватать его сильных рук. И мягкого певучего голоса… И… Я больше так не могу! Агей! Забери меня к себе! Уж лучше умереть, чем жить вот так!..»

Мари попыталась вспомнить Агея. С ужасом поняла, что вместо любимого лица память услужливо подсовывает безликий овал. С силой впивалась ногтями в простыню, но тщетно. Затем, кажется, задремала ненадолго, а когда открыла глаза и снова встретилась с темнотой, ощущение утраты навалилось снова.

— Чего-то ты умолкла, — напомнила о себе Лиза. — Спишь?

Мари лишь крепче стиснула подушку. Ужас и боль терзали мозг. Грудь обжигало изнутри. Хотелось вскочить с кровати, разбежаться и броситься на стену. Она бы смогла. Она видела, как таким образом покончил с собой один мужчина из Первого сектора. Просто нагнул голову и прыгнул. Крепко сцепил руки за спиной, чтобы не сработал естественный рефлекс защиты. И ударился со всего размаху. Тихо застонал. Сполз, окровавленный, на бетон. Затрясся в конвульсии и мучительно долго умирал.

«Страшная смерть. Но еще страшнее сидеть в этих казематах. Чего они ждут? Чего от нас хотят на самом деле?»

Мари без оглядки доверяла своей интуиции. «Мамин подарок, — вспоминала с улыбкой, — красота, умение предчувствовать и ум — вот тебе, доченька, на свадьбу». Благодаря шестому чувству бельгийка когда-то сумела избежать страшной аварии. Во время учебы в Брюссельском свободном университете всегда вытаскивала нужный билет. Ушла от первого мужа, догадавшись о его измене. В самые тяжелые моменты жизни интуиция была для девушки опорой. И сейчас она нашептывала, что с Убежищем не все так просто. Косые взгляды охранников, постоянная тишина и отсутствие света, атмосфера таинственности и ожидание беды. Множество мелких нюансов подсказывало Мари: должно произойти что-то ужасное. Намного более страшное, чем Армагеддон на поверхности планеты. Почему? Откуда такое чувство? Поди пойми этот женский дар.

— Если хочешь спать — так и скажи, — громко прошептала Лиза. — Не хочешь? Тогда я расскажу тебе о Боге. Могу поклясться, если ты примешь Бога, то больше не будешь орать спросонья. Надо только поверить и принять Его. Тогда все прошлые трудности превратятся в опыт, а все грядущие — в надежду. Будет не так больно. Слышишь? Только поверь.

«Пошла ты, — мысленно откликнулась Мари. Сомкнула глаза — все лучше, чем таращиться в пугающую тьму. — Поверю, когда над головой вновь засияет солнце».

— Ты что, действительно заснула?

«Чтоб ты так засыпала, болтушка пустоголовая!»

Ловко подкрался тихий сон. В нем был муж — большой и сильный. Агей взял Мари за руку, повел за собой, под ногами шелестела темнота. Впереди, улыбаясь, ждал еще кто-то. Маленький и слабый, но необычайно теплый. И ослепительно белый, как солнце. Любимый. Мама!

Бельгийка зарыдала во сне.

Лиза что-то пробормотала. Пластиковые пружины кровати заскрипели под весом тучного тела.

Ужгород, Закарпатская область, Украина

21 марта 2012

Комнату внезапно наполнили мотивы румбы. Мобильный телефон поерзал на столешнице, остановился, снова зажужжал виброзвонком. В утренней поволоке замигал цветной дисплей.

Антон оторвался от изучения рукописи и поднял мобильник к лицу. Склонился, близоруко прищурился, разбирая номер звонящего. Боком свалился на подлокотник кресла и прижал телефон к уху.

— Тебе не совестно звонить в полшестого утра? — спросил он грозно.