А Сенька воровал из ее сада яблоки. Ро как-то ходил с ним и видел старуху -- она сидела на лавке у дома, на солнышке, прикрыв глаза, а потом повернулась и посмотрела прямо на него.
Больше Ро в ее сад не лазил. Стыдно было.
-- Родион! -- снова позвал голос.
Взгляд черных старухиных глаз вздрогнул от внезапного гула. Ро помотал головой -- поезда рядом с Сенькиным домом не ходили, этот звук был лишним. Но давнее лето уже казалось ненастоящим, по нему побежали помехи, и наконец Ро взглянул в другие глаза -- тоже черные и глубокие, но узкие и молодые, принадлежащие Александру Левченко.
-- Ты опять был там? -- спросил он.
-- На этот раз в детстве, -- сказал Ро. -- Оно было так... реально.
-- Гораздо реальнее, чем здесь, да, Ро?
Ро кивнул.
"Вам, живым, не понять, каково это -- стучаться раз за разом в одну и ту же запертую дверь. Вам не понять, каково это -- в каждой ситуации узнавать себя -- прошлого, осознавая, но не имея возможности избежать повторения старых ошибок."
Голова у Ро загудела сильнее.
-- Что это?
-- Разумовский нашел в Сети мою речь.
-- В смысле?
-- Он утром странный вернулся. Я поспрашивал немного -- кажется, он не помнит последних трех дней. Как в больнице были помнит, а пожар уже, и дальше, соответственно...
-- Почему?
-- Не знаю, Ро. Допускаю, что кто-то покопался в его памяти. Кто -- непонятно. И меня это тревожит.
-- Кривцов? -- предположил Ро.
-- Вряд ли, -- пожал плечами Левченко. -- Кривцов стер бы гораздо больше.
-- Конец свободе! -- мрачно сказал Разумовский, отодвигаясь от компьютера. -- Добился своего! Теперь нас всех разберут. Ты счастлив?
-- Нет, -- спокойно ответил Левченко, оборачиваясь к нему. -- Я хочу добиться встречи с теми, от кого хоть что-нибудь зависит. И судьбу каждого из тех, кто жив сейчас, мы будем обсуждать отдельно.
-- Мягко стелешь! -- хмыкнул Разумовский.
-- Саша прав, -- сказал Ро. -- Мы хотим свободы... Погодите! -- крикнул он сквозь подступающий приступ "мигрени", -- это уже было! В смысле... мы уже говорили это, все трое!
Левченко положил руки ему на плечи. Ро готов был поклясться, что они дрожали.
-- Да, я тоже помню, -- сказал он. Провел рукой по глазам, затем сказал Разумовскому:
-- Я встречался с Молодцовым. Он полагает, что всем, кто сейчас живет в теле, нужно дать дожить... Если все получится, ты сможешь жить столько, сколько захочешь, Андрей!
-- Хватит! -- закричал Разумовский. -- Хватит сказок! Я снова вооружу людей! Я снова поднимусь на баррикады!
Разумовский бросился к Левченко.
Ро было шесть. Он сидел в пыли, на дороге, и плакал. В нескольких метрах от него -- визжащий и рычащий клубок шерсти. Там, внизу -- его щенок Джек. Огромная, черная, с морщинистой шкурой и клыками собака навалилась на него сверху. А маленький Ро ничего не мог поделать. Он хотел броситься на помощь Джеку, но еще сильнее было желание убежать. Он попросит маму, мама -- отца, а завтра ему купят нового щенка...
Из магазина выбежала няня, замахнулась на псину. Та оскалила зубы.
Джек выжил.
-- Сегодня собака напала на щенка, а завтра нападет на ребенка! -- жестко сказала мама, и рассчитала няню к тот же вечер. Из-за того, что он, Ро, оказался трусом.
Стыдно было до смерти. И потом тоже.
На этот раз он вынырнул из жизни быстро, почти мгновенно. По сравнению с прошлым, ярким и насыщенным, настоящее казалось фильмом, старым, с дешевыми спецэффектами и плохой игрой актеров. Левченко лежал на полу, крышка его черепа была откинута, под ней в полутьме поблескивали металлом многочисленные платы. Их рисунок завораживал, и Ро разглядывал его несколько секунд, прежде чем понять, что это означает.
Разумовского в комнате не было.
Из коридора донеслись крики, потом грохот.
Сквозь гудение всплыли слова Левченко: "если с нами не будет тебя, то наше противостояние с Разумовским превратится в выжидание -- кто кого".
Жгучий стыд накатил из воспоминаний. Он окунулся в прошлое, оставив Левченко одного. Вернее, не Левченко. Бунтаря. Александр Левченко -- политик, ученый, что ему до Ро, а вот с Бунтарем он, пусть недолго, был попутчиком в старом железнодорожном вагоне из детства.
Словно наяву перед Ро возникла лопнувшая пластиковая обшивка и проржавевшее нутро вагона. Ро потряс головой. Хватит с него прошлого!
Он рванулся к выходу и увидел, как Разумовский выбрасывает руку и как отлетает к дверному косяку Илюха. Лицо его искажается гримасой, по косяку течет кровь.
Ро остановился на мгновение, потом пробежал мимо лежащего на полу Илюхи -- он все равно ничем не может помочь, а Жанна уже идет. Она человек, она справится. Ро помчался вверх по лестнице, где гулко раздавался топот ног Разумовского.
Ро бежал вверх, захлебываясь прошлым и стараясь не утонуть в нем совсем.
Четвертый этаж. Он с мамой в зоопарке. Модным в ту пору нейрокристаллам животных отведена целая секция, здесь же продают искусственных кошек и хомячков. Ро тянет маму за рукав и упрашивает, но мама только качает головой и хмурится. Джек появился вскоре после этого -- отец, всегда непреклонный в отношении просьб сына, не мог не уступить жене.
Так было всегда.