Незримый мост

Но перестав паразитировать на природе, человек еще не научился симбиотировать с ней. Он просто уклонился от этого, став существом по сути внеэкологическим. Отсюда и замкнувшиеся в себе города под куполами — не только там, где вокруг них простирается ядовитая атмосфера, но и там, где она не отличается от земной. Отсюда и основная установка Советов Геогигиены: никаких изменений, выходящих за пределы случайностей; сохранить на новых планетах все в таком же, по возможности, виде, как это было до прихода сюда человека. Поэтому транспортные трассы всюду проходят или по воздуху, или под землей; поэтому мы предпочитаем синтезировать пищу индустриальным методом, а не разворачивать сельское хозяйство, вмешиваясь тем самым в экологический баланс планеты…

Но мы не можем действовать иначе, потому что быть потребителями уже не хотим, а симбионтами — еще не умеем. Наши отношения с внеморальной природой должны быть строго моральны.

Стоит хоть раз отступить от этого правила — ради чего угодно, пусть даже ради удовлетворения своих энергетических потребностей не то что на полвека, а хоть на пять веков вперед, — как волна зла пойдет по планете, сметая все с пути, как цунами древней Земли.

И чтобы не допустить этого, существуют на всех планетах Советы Геогигиены. А в каждом из них есть координатор, такой вот Саркис Суркис, которому очень тошно и больно — больно отказывать людям, вставать на пути их дела, И ради чего? Ради какой-то четверти градуса, как говорит Ждан? Но ведь с экологическим балансом планеты сопряжен моральный баланс Человечества.

И потом — слишком въелось в нас представление, что человек есть мера всех вещей. Ждана Бахмендо я вижу в лицо; я вижу обиду и горе в его глазах. И мне по-человечески больно за него.

А природа…

Я точно знаю — чуть ли не до квадратного метра — площадь зеленого листа по всей Заре; но когда последний раз я держал в руках зеленый лист — живой, а не отпрепарированный в лаборатории? И это самое страшное, потому что я должен защищать то, что понимаю только разумом, от того, что близко и разуму, и чувствам. А это неизбежно приводит к потере внутреннего равновесия, равновесия мысли и чувства.

Виброплан был уже возле самого Восточного Шлюза, когда Суркис перевел управление на автопилот и, достав из кармана плоскую коробочку телерада, набрал номер Ждана Бахмендо.

Когда с экрана на него удивленно и радостно взглянуло лицо энергетика, Суркис почувствовал, как где-то в горле вспух колючий комок.

Он покачал головой.

— Нет. Я не передумал, Ждан. Я не имею права передумать. И вам все равно придется тащить свой энергоцентр куда-нибудь на астероиды. — Комок в горле разросся, мешая говорить. — Но если вы не очень заняты, Ждан, — приезжайте ко мне. Вы знаете, где я живу? Мне хочется просто поговорить с вами, — непосредственно, а не через экран.

Бахмендо чуть заметно улыбнулся.

— Хорошо. Я приеду, Саркис.

Виброплан скользнул в раскрывшуюся навстречу ему диафрагму шлюза,

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий Парень из преисподней

Глава 1

Ну и деревня! Сроду я таких деревень не видел и не знал даже, что такие деревни бывают. Дома круглые, бурые, без окон, торчат на сваях, как сторожевые вышки, а под ними чего только не навалено — горшки какие-то здоровенные, корыта, ржавые котлы, деревянные грабли, лопаты… Земля между домами — глина, и до того она выжжена и вытоптана, что даже блестит. И везде, куда ни поглядишь, — сети. Сухие. Что они здесь сетями ловят — я не знаю: справа болото, слева болото, воняет как на помойке… Жуткая дыра. Тысячу лет они здесь гнили и, если бы не герцог, гнили бы еще тысячу лет. Север. Дичь. И жителей, конечно, никого не видать. То ли удрали, то ли угнали их, то ли они попрятались.

На площади около фактории дымила полевая кухня, снятая с колес. Здоровенный дикобраз — поперек себя шире — в грязном белом фартуке поверх грязной серой формы ворочал в котле черпаком на длинной ручке. По-моему, от этого котла главным образом и воняло по деревне. Мы подошли, и Гепард, задержавшись, спросил, где командир. Это животное даже не обернулось — буркнул что-то в свое варево и ткнул черпаком куда-то вдоль улицы. Поддал я ему носком сапога под крестец, он живо повернулся, увидел нашу форму и сразу встал как положено. Морда у него оказалась под стать окорокам, да еще небритая целую неделю, у дикобраза.

— Так где у вас тут командир? — снова спрашивает Гепард, упершись тросточкой ему в жирную шею под двойным подбородком.

Дикобраз выкатил глаза, пошлепал губами и просипел:

— Виноват, господин старший наставник… Господин штаб-майор на позициях… Извольте вот по этой улице… прямо на окраине… Примите извинения, господин старший наставник…

Он еще что-то там сипел и булькал, а из-за угла фактории выволоклись два новых дикобраза — еще страшнее этого, совсем уже чучела огородные, без оружия, без головных уборов — увидели нас и обомлели по стойке «смирно». Гепард только посмотрел на них, вздохнул, да и зашагал дальше, постукивая тросточкой по голенищу.