Работа по следу — родная стихия Смолина. Теперь уже ничего его не интересовало — только следы и поведение овчарки. И он поторапливал;
— Вперед, Грозный, вперед!
Овчарка вдруг закрутилась у старой сосны, а затем передними лапами стала разгребать землю.
— Сидеть, Грозный! — приказал Смолин.
Овчарка нехотя уселась возле дерева. Пока подошли пограничники, Александр успел хорошо осмотреть это место.
— Что остановились, старшина? — спросил полковник издали.
— Кажись, не зря сюда пришли, товарищ полковник, — ответил Смолин. — Видать, торопились и не успели хорошенько замаскировать тайник. Вот здесь надо копнуть.
Два пограничника саперными лопатами мигом разрыли землю. В неглубокой яме лежало два наполненных вещевых мешка, прикрытых плащ-палаткой.
— Надо еще поискать, — распорядился полковник, — может, еще что найдем.
И снова Грозный запетлял по кустарнику. Александр дал овчарке полную волю, уверенный, что она ведет верно. Тем более, что сразу за оврагом Грозный взял направление к железной дороге, к тому месту, где была настигнута вся группа. Только бы не проскочить мимо другого тайника.
Грозный привел к зарослям шиповника и заметался. Вслед за собакой Смолин пополз через заросли.
— Товарищ полковник, — вскоре раздался его голос, — нашел!
— Подождите, старшина, пусть сапер посмотрит сначала, — ответил полковник, и вмиг молодой солдат очутился рядом со Смолиным.
Александр вылез из кустарника с оцарапанным лицом. В руках он держал увесистый сверток, туго перевязанный куском медной проволоки.
— Вот здесь, наверное, то самое, что нам надо, — довольная улыбка скользнула по лицу полковника, и он приказал: —Теперь до конечной точки, старшина.
Через час, когда все собрались на опушке леса, откуда хорошо видна насыпь железной дороги, операция закончилась. На этом самом месте два дня тому назад и был захвачен тот самый уцелевший лазутчик, который сейчас сидит в тени под охраной двух пограничников.
Выложили на траву содержимое вещмешков. Радиостанция и батареи к ней. Много батарей. Видимо, долго собирались на ней работать.
Подвели лазутчика.
— Ваше? — коротко спросил полковник.
— Это еще надо доказать, — вызывающе бросил тот.
— Докажем. Только я хотел предупредить: чистосердечные показания… Сами понимаете.
— Ничего я не хочу понимать, не мое это.
— Что ж, посмотрим еще один сверточек, — полковник кивнул солдатам.
Нарушитель враз обмяк, плечи опустились и губы затряслись.
На подстилку с солдатской аккуратностью ровненько легли несколько пухлых пачек советских денег, какой-то блокнот, несколько паспортов и других документов.
Полковник взял в руки один паспорт, раскрыл на первой странице, а потом, прищурившись, посмотрел на лазутчика.
— Ну вот все и доказано. Здесь ваша фотография.
Прошло немало времени после этой необычной для Смолина операции. Александр, как и прежде, был далеко от пограничного отряда, переезжал с одной заставы на другую, хлопот у него хватало. На границу прибывали инструкторы служебных собак, и с каждым надо было позаниматься, помочь освоить участок границы, занять свое место в боевом строю заставы. Там и застал его приказ: немедленно прибыть в Москву. Оперативный дежурный, передавший это распоряжение, предупредил: нигде не задерживаться, явиться к начальнику политотдела.
Александр впервые ехал в столицу. Собственно, в Москве он уже бывал, но все проездом. Много ли увидишь, переезжая с вокзала на вокзал. А тут целых пять дней в его распоряжении! И он строил планы, куда пойдет, что посмотрит.
Смолина встретил на Киевском вокзале молодой капитан, комсомольский работник политуправления погранвойск. Усаживая Александра в «Волгу», он спросил:
— Что вы хотите посмотреть в Москве, Александр Николаевич?
— О, я многое хотел бы посмотреть, товарищ капитан, — ответил Смолин. — И прежде всего — памятник Дзержинскому.
В сплошном потоке машин «Волга» мчалась по широким столичным улицам. И вот перед взором старшины во весь огромный рост встала фигура в распахнутой шинели. Смолин вышел из машины.
Он медленно шел к памятнику и, казалось, ничего не замечал вокруг, кроме этой величественной фигуры.
Они вместе с капитаном постояли еще несколько минут перед памятником, а когда собрались уходить, Смолин тихо произнес:
— А ведь мы тоже его ученики, Дзержинского, первого славного чекиста…
— И неплохие ученики, — ответил капитан.
Через пять дней Александр уезжал из Москвы. На груди у него блестела новенькая медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» — первая послевоенная награда.
КОНЕЦ «ДАЛЕКОГО»
Утреннее солнце золотило верхушки сосен, когда невдалеке от бункера вспороли тишину автоматные очереди, а затем прогремел взрыв гранаты. Медленно закружились в воздухе срезанные пулями листья, и за кустами мелькнула фигура, убегающая в зеленый лесной полумрак. Беглец еще не знал, что вся местность была взята в надежное кольцо и что оно неумолимо сжималось…
А когда угасла последняя надежда на спасение и вплотную приблизилось горячее дыхание погони, с болота донеслось: