Незримая пуля

— У нас назревает реформация личного состава и смена приоритетных задач.

— Реформация? — поднял брови Анатолий Павлович. — И вы туда же? Не жизнь, а сплошная оптимизация.

— Комитет — живая система, а не закостенелый чиновничий аппарат. Жизнь меняется быстро, и мы не должны отставать. Тем более имея такое оружие.

Президент ещё раз вытер влажный лоб платком.

— Слиперы… да, если бы не они месяц назад…

— Вас бы уже не было — как личности. Убивать вас не собирались, планировали запрограммировать. И эта работа продолжается. Вот почему я предлагаю прошерстить круг ваших советников и уволить ненадёжных. Ведь к советнику Долгому у вас не было претензий?

— Он казался мне… государственником.

— А ведь мы давали вам материал по советникам. Долгий тоже был в списке нечистых на руку людей наряду с разработчиками ЕГЭ и разрушителями медицины. А они до сих пор у вас в фаворе и служат, горя не зная.

Анатолий Павлович нахмурился.

— Я не Господь Бог, — по губам президента скользнула кривая ухмылка, — и даже не слипер, чтобы оценивать людей по их мыслям.

— Мы же предлагали вам помощь слиперов.

— В качестве ментальных томографов? — Анатолий Павлович покачал головой. — Эдак придётся просвечивать весь состав правительства.

— Почему бы и нет? Я бы так и сделал, — боднул воздух лбом Иван Егорович. — Неэтично? Безнравственно? Зато эффективно и с гарантией того, что нас не подставят и не предадут.

— Не знаю, мне это не по душе, хотя и я не ангел во плоти и не раз ошибался в людях. Да и слиперы ваши вряд ли согласятся стать секретными копателями в чужих душах.

— Не все, но кто-то согласится ради наведения должного порядка.

— Кто же, если не секрет? Этот ваш новый спец? Фамилия у него интересная…

— Безоружный.

— Вот-вот, прямо как специально подчёркивается, что он очень даже вооружён.

— Он-то как раз против, мы предлагали.

— Мне он понравился, да и его спутница тоже. Что они могут ещё, кроме чтения мыслей?

— Даже я не знаю всех способностей паранормов. Они не только могут проникать в мозг человека, но и контролировать его поведение, производя жёсткую кодировку сознания на какое-либо действие.

— Какое?

— Да любое, вплоть до отключения сердца или программирования на террористический акт, насилие и даже убийство. С этого, собственно, и началась их история. Во всём мире с начала Великой Отечественной войны до сегодняшних дней были известны лишь чуть больше десятка слиперов. Один из них засветился ещё в тысяча девятьсот сорок третьем году — Мустафа Инхум, использованный немецкой спецслужбой «Аненэрбе». Он родился в тысяча девятьсот двадцать девятом в семье артистов бродячего цирка. А вообще это длинная история, которая стала известна КГБ после изучения архива «Аненэрбе». В общем, он недолго поработал на гитлеровцев, сошёл с ума к концу войны.

— Убийца?

— Скорее, разведчик и гипнотизёр. С его помощью немцы хотели завербовать известного тибетского ламу, чтобы тот сообщил им координаты базы летающих тарелок.

— Но ведь базу не нашли, насколько мне известно.

— Не буду раскрывать вам наши секреты, меня тоже предупреждали, чтобы я помалкивал, но уже тогда гитлеровцы знали о том, что за нами наблюдают пришельцы. Однако суть не в этом. Наши слиперы в корне отличаются от западных, потому что наша ментальность иная, мы изначально, в глубине коллективного бессознательного, не убийцы.

Президент прищурился.

— Иная цивилизация?

— Совершенно верно, кто бы что ни говорил. И война нынче ведётся не между отдельными государствами, а между тремя разными цивилизациями: русской, восточной и западной. Американцы — лишь её филиал.

— Под восточной ты имеешь в виду китайскую?

— Жёлтую расу, весь этот восточный конгломерат цивилизаций — китайцев, японцев, вьетнамцев и тайцев.

— А Индия?

— Как ни странно, индийцы — потомки гиперборейцев, как и мы, русские, и славяне вообще. Просто они ассимилировались с арабами и южными племенами жёлтой расы.

— Ты так уверенно рассказываешь об этом.

— Так ведь я военный историк по образованию, — смущённо сказал Козодоев.

— Ладно, историк, держи меня в курсе событий. Плохо, когда тебя окружают враги и ни на кого нельзя опереться.

— На меня можно, — серьёзно проговорил Иван Егорович.

В Кремле он не задержался, спеша на Лубянку (как всегда ждала куча дел), но уже в машине директора потревожил звонок.

Звонил Мараев:

— Иван Егорович, появилась острая нужда обсудить одну важную проблему. Сможешь подъехать ко мне в Марьино?

— Что за проблема?

— У меня появились подозрения, что один из слиперов «Призрака» работает на… скажем так: на другую сторону баррикад.

Стало жарко.

Козодоев ослабил галстук.

— Кто?

— Молодой.

— Безоружный? Не может быть! У меня нет на него никаких сведений.

— Приезжай, помозгуем.

— Сейчас не могу, я у президента, только вечером, где-то после восьми.

— Хорошо, буду ждать.

Лицо Мараева в глубине очков растаяло.

Козодолев сбросил очки, слепо посмотрел на обернувшегося с переднего пассажирского сиденья своего помощника, полковника Симонова.

— Бред!

— Что случилось? — спросил Симонов. — Кто звонил?

— Модестович.