Незримая пуля

Под шестой имелась в виду секретная лаборатория Министерства обороны, занимавшаяся психотроникой, и располагалась она в Дегунино, на берегу озера. От дачи Козодоева её отделяло километров пятьдесят, что соответствовало примерно часу времени.

— Я знаю этот адрес, — сказал Вадим, севший за руль машины. — Приедем минут через сорок пять.

— Спасибо, — буркнул Мараев, всё ещё переживая по поводу уступки Козодоеву.

Подумав, он решил ещё раз взглянуть на зомбер и открыл дипломат, мигнувший на этот раз двумя красными вспышками.

Что случилось потом, он так и не понял.

Показалось, голову пронзила эфемерная пена сродни пивной или, скорее, струе газа в шампанском. Пена очистила голову от мыслей и ощущений, и на Михаила Модестовича опустилась безмерная тишина, длившаяся несколько мгновений.

Затем сквозь голову рванула туманная струя из сотен человеческих шепотков, возгласов и бормотаний, пробивающих сознание как гвоздь — арбуз. Остановил этот поток голос водителя:

— Михаил Модестович, что с вами?

Мараев очнулся.

Машина стояла у обочины дороги.

Через полуоткрытое окошко в кабину вливалась струя свежего воздуха, облегчая дыхание.

Открытый дипломат на коленях показался глыбой льда, помаргивающей фиолетовым глазком.

— Что с вами? — повторил оглянувшийся водитель. — Вам плохо?

— Н-нет, — выговорил Мараев. — Задумался.

— Если что-то нужно купить, скажите, заедем.

— Ничего не надо, спасибо, следуйте по адресу.

«Шкода» двинулась дальше.

Мараев оценивающе оглядел внутренности дипломата, и ему вдруг померещилось, что зомбер подмигивает ему совсем по-человечески. Так мог подмигивать человек, понимающий состояние спутника.

Руки задрожали.

Мараев взялся за крышку чемоданчика, но в голове с отчётливым хрустом «сломался сосновый сучок», и страх прошёл. На душе полегчало, пришло ощущение правильности происходящего. В голове снова поползли далёкие человеческие шёпоты, и хотя он ничего из их переклички не понял, появилась уверенность, что всё идёт по плану.

— Притормози, — велел он водителю.

Вадим послушно снизил скорость.

— Едем в Тарасовку.

— Я знаю две Тарасовки.

— По Ярославскому шоссе.

— Что случилось?

Захотелось ответить: не твоё дело! Но Мараев сдержал себя.

— На четырнадцать ноль-ноль я наметил совещание своего кабинета, но могу не успеть. Пока мы доедем до Дегунино, пока решим проблему, а потом поедем обратно, пройдёт часа три, не меньше.

— Как скажете.

«Шкода» развернулась и помчалась обратно на северо-восток Москвы.

Рыбин в этот день своего двоюродного брата так и не дождался.

Глава 14 Душа не принимает

К вечеру пошёл дождь, и настроение Нестора, не любившего слякоть, и без этого минорное, упало окончательно. Не помогли ни общение с Жанной, уехавшей за город, ни воспоминания о недавнем походе в мир плазмиков.

Мыследар был рад его появлению, и они за час беседы успели обсудить многие аспекты жизни плазменной цивилизации и человеческой.

Как оказалось, в мире Мыследара действительно царил коммунизм. Конечно, не такой, какой строили в Советском Союзе в двадцатом веке, но по всем признакам социальная организация расы плазмиков достигла стадии гармоничного развития, позволившей всем обитателям остывшей звезды добиваться признания и личного комфорта.

Плазмики называли свой мир таким сложным сочетанием непереводимых вербально смыслов, что Нестор долго искал хоть какое-то близкое понятие, пока не остановился на аббревиатуре Космород — «космический роддом». Аналогом послужила земная формулировка квазизвёздного радиоисточника — квазар. Мир же Мыследара по сути являлся квазипланетным космическим образованием, и название Космород ему не противоречило. Да и Мыследар не возражал против него, в свою очередь назвав Землю Хомородом — родильным домом разумного существа — хомо.

После разговора с ним Нестор долго не мог успокоиться, с удивлением раскладывая полученные сведения по полочкам и всё больше убеждаясь в том, что земные социологи и философы вовсе не были фантазёрами, рисуя справедливое коммунистическое общество. Оно не выжило в условиях Земли, повинуясь агрессивному началу человечества, но на Космороде сумело проявить все лучшие качества этой структуры, не опиравшейся на конкуренцию и жажду власти. Не работала в социуме плазмиков лишь насквозь лживая формула, придуманная кем-то из теоретиков СССР: от каждого по способностям, каждому по потребностям, — порождающая нахлебников, воспитывающая у людей откровенное желание ничего не делать, но получать при этом все блага цивилизации.

Жанна, узнав об этом от слипера, посмеялась, убеждённая в том, что в человеческом обществе добиться такого совершенства невозможно, и добавила:

— Удивительно, что плазмики выжили в соревновании с машинами, ведь формула: кто не работает, тот не ест, — базируется на полезности индивидуума для общества, а если за людей будут работать машины, кому они — люди — будут нужны?

— Ты имеешь в виду — плазмики?

— Да любые существа. И если плазмики уцелели, то чем они занимаются? Где берут средства для проживания? Или уровень их цивилизации совсем низок?