Макс семенил следом, утратив не только ощущение время, но и слова. Метров через сто она остановилась и снова взяла его под руку:
– А поехали в зоопарк?
– Куда? – удивился Макс
– В зоопарк. Я его терпеть не могу.
– Так зачем тогда туда ехать?
Вероника резко отстранилась, кинула ему «не провожай» и опять исчезла.
Макс стоял, блуждая рассеянным взглядом по белым барельефам, украшающих фасад жёлтого здания, пожимая плечами и мусоля один и тот же вопрос «причём зоопарк?». И стоял бы так ещё долго, если бы не увидел, как один из купидончиков хмыкнул, надув щёчки и помахал ему пухлой ладошкой, мол, топай домой, городской растяпа.
Макс не понимал Веронику даже больше, чем себя. Взбалмошность – это явно её конёк. Он о ней так ничего и не узнал. Только имя, ну, хоть что-то. Леди – икс, леди – само совершенство. Опять распиная себя за… он уже не знал за что. Макс несколько дней мучился повторением разлуки, даже пустился во все тяжкие: в одиночестве оприходовал целую бутылку вина, хотя до спонтанной встречи с судьбой почти и не пробовал напитки крепче кефира.
А где она ходила, он понятия не имел. Где живёт? Где учиться? Вряд ли работает, юная совсем, хотя и этот вариант не исключается, мало ли. И вообще, местная она или в город лишь наскоками является? Может в гости к кому приезжает, к родителям, например? Или к парню своему? Последнее предположение наделало немало шума в голове фантазёра, смешно, но он ревновал, ревновал к видению, ха-ха, да не до смеха.
Тридцать первого, часов в пять вечера, вздумалось ему проветриться, на витрины поглазеть, да на ёлки ряженные. Побродил обычным маршрутом, по знакомым тихим улочкам, попинал бордюры, пока глубоко и бесповоротно не задумался и естественным образом не оказался на оживлённой площади. Толпа праздных гуляк тут же подхватила его и пошвыряв, уже по гораздо более громким улицам, занесла в душную кондитерскую. Народу и там, хоть отбавляй, а у прилавка, заставленного марципановыми фигурками, и вовсе творился ажиотаж. Он хотел развернуться и уйти, точней поплыть дальше, но в самом дальнем углу, заметил её, в этот раз в кремовом платье. Браслет, колечко, кулон, всё, как положено, всё при ней. Вероника сидела одна, отстранённо читала книгу, знаменитая шубка пылилась на соседнем стульчике, на столе большая чашка и початая шоколадка. Пятно уюта, будто театральный софит, отвевало ей несколько квадратных метров у галдящей толпы, суета разбивалась о незримые барьеры, как волны о скалистый берег.
Макс потоптался, потолкался с посетителями, так как замер на самом проходе и боязливо направился к ней. Задержал дыхание, нырнул в зону комфорта, пристроил дымчатую шубку на вешалку, сел за лакированный стол, выдохнул и сконцентрировался на отчётливом биенье ошалевшего сердца. Вероника молчала ещё минут пять, он, соответственно, тоже. Потом она подвинула шоколадку на его половину стола и не отрываясь от чтения сказала: – Привет, и угощайся.
– Привет, – чуть слышно буркнул Макс и сунул кусочек в рот, не чувствуя сладость.
Минут через двадцать она захлопнула книгу, положила её на диван, встала и с шубкой в руках поспешила к выходу, успев сказать ему: – Пошли.
Толпа растаяла за первым же поворотом, стало тихо.
Снег валили стеной, злосчастные коммунальщики ушли в запой, поэтому дороги были чистые, белые и пушистые и город хоть немного сделался сказочным. Она шла по обыкновению без рукавиц, прятала кулачки в рукава, плотно скрестив руки на груди, хлопала тяжёлыми ресницами и нестерпимо молчала. Крупные снежинки, похожие на куски ваты, ложились на её волосы, лицо и плечи, такая серебристая фата, зыбкая вуаль, прозрачная, но не настолько, чтоб разгадать маршрут похода.
Макс всё же рискнул спросить:
– А куда мы идём?
Вероника остановилась и, ни секунды не мешкая, ошарашила простым ответом, будто это и так было очевидно с самого начала: – Ко мне.