Незнакомец из тринадцатой квартиры…

— Да дренажные! Вы слышали, вода шумит? Там идёт коридор, а потом — раз! — колодец, а потом снова коридор.

Там, где вы были, один ход на склоны выводит, а другой — к колодцу. А колодец глубокий, метра два, а то и больше. Ой, мальчики!

Мы с Явой переглянулись.

— Идём? — сказал Ява. Я кивнул.

Это было всё равно что утопленнику, которого только-только вытащили, снова лезть в воду.

— Дай фонарик, — сказал я Вальке.

Держа в одной руке фонарик, в другой пистолет, я сделал резкий выдох (как па старте) и первым нырнул в подземелье. Как-то уж так получилось, что во всей этой истории мне приходилось быть впереди. Из-за меня заварилась вся эта каша с часами, мне её первому и расхлёбывать!

Я шёл и чувствовал себя разведчиком, что идёт на смертельно опасное задание. Мне не было страшно ни капельки. Сзади сопел Ява, за ним шмыгала носом Валька. И вообще… мы же идём по самой обычной дренажной системе. Подумаешь! Только чего это так тенькает под ложечкой? Вот ещё эта «подложечка»!.. Тенькает, когда её не просят… Ничего ведь страшного!.. Мы же идём вытаскивать Будку, который, может быть, убился, упав в колодец. Ой! Чтоб тебе!.. Прямо из-под ног у меня скакнула в сторону здоровенная жабища. Тьфу!

А вот и то место, до которого мы было дошли. Конечно! Вон ещё и спички наши размокшие лежат. О, тут коридор заворачивает и разветвляется! Теперь ясно: они погасили фонарики и бросились за угол. А потом, когда я стрельнул, кинулись наутёк. Один побежал этим коридором. А может, они оба побежали сюда? Тогда никто ни в какой колодец не падал и не убивался, и мы только зря идём. Ну и прекрасно! Что ж, разве я хочу, чтоб кто-то убивался? Боже сохрани! Но всё-таки нужно пойти туда, к колодцу. А что, как… Шум воды сильнее и сильнее. Какая там водосточная труба, это уж самый настоящий водопад! Луч фонарика упирается в кирпичную стенку колодца, который, пересекая коридор, тянется сверху вниз. Я осторожно подхожу. И почему-то сначала смотрю вверх. Метра на три надо мной светлеет круг звёздного неба, перекрещенный толстыми железными прутьями решётки.

Я направляю фонарик вниз. Сперва я вижу светлое, выбитое водопадом кирпичное дно колодца — там никого. И я уже решаю, что всё в порядке. Как вдруг… Тут я чуть сам не упал в колодец от страшной неожиданности. Прямо под ногами у себя я увидел мокрое лицо Будки. Вцепившись растопыренными пальцами в пазы между кирпичами, он едва держался на отвесной стене колодца сантиметров за двадцать от края, где я стоял. Он промок до нитки — водопад задевает его по левому плечу. Я ещё не понимаю, что он делает, но мне ясно: ещё миг — и он сорвётся вниз. И я рывком ложусь прямо в воду, не успевая сказать ни слова, только сунув назад Яве фонарь и пистолет. Обеими руками хватаю Будку за плечи. И только тогда хриплю:

— Ява, передай фонарик Вальке и помоги!

Ещё мгновение, и Ява шлёпается на живот рядом со мной. И уже вдвоём мы держим Будку за плечи. Теперь он не упадёт, не сорвётся… Но вытащить его вверх вот так, лёжа, мы не можем: он слишком тяжёлый, а мы не геркулесы. Мы лежим и держим. Вода затекает нам в штанины, льётся по всему телу и через ворот рубашки выливается в колодец. Что это такое, поймёт лишь тот, кто испытает… Добавлю только, что вода ледяная.

— Мальчики! Ой! Что там? Ой! Ну скажите! — ойкала Валька, подпрыгивая сзади нас. Наши тела мешали ей подойти и самой заглянуть. И она, наверно, так и пошла бы по нашим телам (вы же знаете девчачье любопытство!), если бы не ухитрилась как-то поставить между нами свои ноги: сперва одну, потом другую, потом снова — уже прямо возле моего носа… И наконец заглянула.

— Ой, Будка! Ой, Будочка! Ой, держись! Да лезь же, лезь! Ну тут же мало осталось. Ну пожалуйста, Будочка… Ну ещё немного… — надрывалась она.

Я уже хотел крикнуть ей, чтоб она замолчала (кудахчет, как наседка, тоже мне помощница!), и вдруг почувствовал, что Будка лезет…

Валькины причитания подействовали на него больше, чем наши усилия. А усилия наши были прямо-таки титанические. Я так тянул, что казалось, вот-вот у меня что-то лопнет в груди. Я только тут понял, какие же мы с Явой слабаки. А мы-то себя воображали Власовым и Жаботинским среди васюковских ребят. Ведь мы выжимали кусок рельса, в который звонят на обед в нашем селе, — Ява девять, а я семь раз… А «запорожец» Карафолька еле-еле три раза, а уж Коля Кагарлицкий так и совсем выжать не мог. И когда мы сжимали свои бицепсы, ведь они нам казались твёрже, чем тот рельс. А теперь… В голове у меня почему-то всё время крутятся слова: «Ох, нелёгкая это работа — из болота тащить бегемота…», «Ох, нелёгкая это работа — из болота тащить бегемота…», «Ох, нелёгкая это рабо…» Ну прямо как испорченная пластинка… Вот ведь бывает: прицепится какая-нибудь песня или слова — и крутятся, крутятся, крутятся в голове.