— Я позвоню маме, — решительно сказала женщина, — пусть она свяжется с полицией.
Почему же ей раньше не пришла в голову эта мысль? До этого, в машине? Она молниеносно набрала номер своих родителей. Ей пришлось дважды повторить попытку, потому что ее руки так сильно тряслись, что она постоянно нажимала не на те цифры. "Пожалуйста, окажитесь дома!" — молча молилась она.
Ее мать подняла трубку при первом же гудке, словно сидела рядом с телефоном.
— Да? — спросила она; ее голос был хриплым и заплаканным.
— Мама?
— Инга? Инга, боже мой, это ты?! Как у тебя дела? Ты где? Инга, послушай, ты должна…
Молодая женщина поспешно перебила свою мать:
— Мама, мне нужна помощь. Тебе надо позвонить в полицию. Мариус и я…
— Тебе надо остерегаться Мариуса! Инга, полиция в Германии разыскивает его. Со мной говорил коммисар полиции. Мариус убил двух человек. Он опасен. Он…
— Мама, это ошибка, но это сейчас не важно. У нас мало времени. Нас держат взаперти, и мы в опасности. Пожалуйста, позвони этому комиссару, который с тобой беседовал. Пусть он немедленно свяжется с французской полицией. Он знает, что надо делать. Делать прямо сейчас, очень быстро.
— Где вы?
Инга назвала адрес Ребекки. Она слышала, как ее мать, царапая ручкой, поспешно записывала ее слова.
— Инга… пожалуйста, будь осторожна!
— Мама, пожалуйста, поторопись!
Ей оставалось только ждать. Как быстро дадут ход этому делу? Ее мать будет действовать стремительно, это понятно, и если понадобится, поднимет на ноги полицию всей Европы. Она уже осознала, что ее дочь в опасности, и полиция, очевидно, уже давно шла по следам Мариуса. Тут следователи ошибались, но с этим можно будет разобраться и позже. На данный момент важно только одно: чтобы никто не задавал кучу вопросов и не сомневался в необходимости срочной помощи. Сейчас все должны действовать как можно быстрее.
Ожидание было мучительным. Едва закончив разговор с матерью, Инга выглянула в окно, прикидывая возможность побега таким путем, но ей тут же стало ясно, что эту мысль можно сразу отбросить. Для прыжка они находились слишком высоко, спуститься по чему-нибудь вниз тоже невозможно: не было ни сточной трубы, ни шпалеры — ничего. На мгновение Инга подумала о том, чтобы связать узлом простыни, образовав таким образом веревку для спуска, но она сомневалась в надежности такой конструкции. Кроме того, это означало бы оставить здесь Мариуса, а это показалось ей немыслимым.
— Полиция приедет, — прошептала она ему, — и тогда мы будем в безопасности.
Он попытался улыбнуться.
— Конечно. Тогда будем.
— Мариус, почему ты мне никогда ничего не рассказывал? — Еще задавая этот вопрос, Инга подумала, так ли важно выяснять это сейчас. И вообще что-либо выяснять. Но альтернатива была только одна: молчать и слушать стук своего сердца. Это было сложнее.
— Не рассказывал? — переспросил Мариус.
— О твоем детстве. О твоих родителях. О том, что ты жил у приемных родителей. Почему я ничего об этом не знала?
Он не ответил.
"А могу ли я, собственно, быть уверенной в том, что это не он убил тех двух пожилых людей? Ему нужна помощь — это ясно. Но является ли он жестоким преступником? Как все это взаимосвязано? Когда я смогу узнать, кто он есть?"
Инга уже подумала, что ее муж заснул, когда он вдруг открыл глаза и произнес:
— Максимилиан.
Женщина кивнула.
— Он болен. Я могу лишь молиться, чтобы полиция приехала до того, как он совсем потеряет разум.
— Он хотел завершить мой кошмарный сон.
— Максимилиан? Что он хотел?
Мариусу тяжело было говорить, и его голос зазвучал нетерпеливо:
— Он знал… об этом. Он меня понял. Все… эти муки… он понял…
— Ты имеешь в виду муки твоего детства?
— Они… не прекращались. Никогда.
— Я понимаю. А Максимилиан хотел тебе помочь?
Слабый кивок.
— Да.
— Это было запланировано, чтобы мы оказались здесь, не так ли? У Ребекки?
— Он… считал, что я должен с ней поговорить. Рассказать ей, как меня бросили в беде. Он сказал, что только так я смогу справиться со всем. Если… я обращусь к тем людям, которые… тогда были ответственны. — Мариус закашлял. Ему было очень трудно говорить. — Я… мне показалось это правильным. Я подумал, что в этом действительно могло быть мое спасение. Хотя… мне больше хотелось поговорить с той женщиной из учреждения по делам детей и подростков. Но Максимилиан сказал, что… настоящая виновница всему — Ребекка. А женщина из учреждения по делам детей и подростков только боялась за свое место работы. Но для… для Ребекки нет прощения.
Инга лишь частично знала эту историю и могла только догадываться, что Мариус имел в виду.
— Ты просил ее о помощи? — спросила она. — Когда был ребенком? Но она даже твоего имени не знает.
Мужчина снова с трудом кивнул.
— Она… ни о чем не знала. Максимилиан же утверждал… что она знала все. Что она якобы… ему рассказала. Но на самом деле… я… говорил с ее сотрудницей. Все это дело… никогда не докладывалось Ребекке.
Ну вот пазл и сложился.
— Не было никакой случайности, — произнесла Инга, — когда Максимилиан подобрал нас в той деревушке, так?