Нежный Серый (СИ)

Они уже скрылись в другой комнате, а я все стояла в прихожей и не могла сдвинуться с места. Не могла заставить себя разуться и снять куртку, пройти дальше в этот дом, пропитанный запахами гари, беспросветной тоски и старого человека. Дом был как будто высушенный, лишенный всякой положительной энергетики. Как черная дыра. Только опустошение и высасывающая силы старость. Я это ощущала всем существом и страшилась заходить дальше. Из комнаты доносились их голоса.

— Все хорошо, бабуль, — терпеливо отвечал Сергей. — В следующий раз заварим тебе чай в термосе, а плиту я отключу. Безопаснее. Посиди на диване, я сейчас.

Он появился в двери в прихожую и, вопросительно подняв брови, посмотрел мне в лицо. Я не отвела взгляд, я чуть не плакала, но старалась сдержаться.

Жалеть его нельзя — это я поняла. С бабушкой лучше потом поплачу: она, скорее всего, оценит и будет рада лишним проявлением эмоций. Сергей ее ими, наверное, не балует. У него их, скорее всего, уже просто не осталось. И моей жалости он рад не будет.

Все-таки шмыгнула носом и быстро наклонилась развязывать шнурки.

— Проходи, не бойся. Она не буйная.

— Я не боюсь, — снова шмыгнула носом. Спишем на насморк.

Пятью минутами позже мы втроем сидели на диване в гостиной.

— Бабушка, дай мне поводок, — попросил Сергей.

— А… Поводок? Так мне это, волосы причесать надо, негоже непричесанной ходить.

— Где ты его вообще нашла? Это же старый поводок Дика, он для собаки. Тебе нужна расческа.

— Дик? Ой, Дикуша!..А где он?

Сергей подошел к комоду и взял с него небольшой гребень. Мы с бабулей сидели на диване, а он до сих пор еще не присел. Сначала усаживал старушку, потом меня, после проверял на кухне плиту и расплавленный чайник. Поставил в кастрюльке воду для чая греться. А его темные брови все больше сходились на переносице.

Встал перед старушкой на корточки и стал вынимать из ее скрюченных пальцев поводок.

— Вот расческа. А Дик уже давно умер.

Это он зря сказал, как по мне.

— Как умер?! — Она была по настоящему потрясена, на глазах выступили слезы и покатились по морщинистым щекам. — Что ты такое говоришь? Ты его спрятал куда-то! Моя любимая собачка, Дик… Дик! Дик!

— Бабушка, успокойся. Твой Дик умер два года назад, помнишь? Мы его на даче с тобой вместе хоронили. Ты там хосту посадила, помнишь? — Он говорил уверенно, ладонями удерживая ее щеки и смотря в ее полные неподдельного горя глаза.

Как он может смотреть в них? Откуда у него на это силы?

Я содрогнулась. Выцветшие, совершенно невинные круглые глаза — они выпивали жизнь, высасывали энергию… Вытягивали из глаз напротив все силы, до последней капли. Полученных сил никогда не будет достаточно, для того чтобы насытиться. В черной дыре под названьем старость они все пропадают бесследно.

— Вот расческа. — Сергей незаметно для старушки взял поводок и спрятал за спину, а в старческую руку положил деревянный гребень.

— Неужели, Господи… Мой мальчик, ты не врешь?!

— Нет, бабуль, я говорю правду.

В течение всей этой сцены он ни разу не взглянул на меня. Я тихонько сидела, вжавшись в диван, и старалась слиться с обстановкой. Мало ли, может, и меня начнут подозревать в смерти собаки. Мое лицо, скорее всего, выражало ужас.

Дальнейшее знакомство с его бабушкой прошло сумбурно. Она то принимала меня за других людей: своих бывших подруг или одноклассниц ее дочери. Обращаясь, называла разными именами. То совершенно забывала, что я есть, что какая-то девица сидит с ней рядом. Сергей все больше молчал и только гасил нервные вспышки старушки, отвечал на ее абсурдные вопросы и пил чай.

Говорила бабушка, мы слушали. Постепенно она погрузилась в воспоминания, и ее речь текла и текла, бесконечно. Она рассказывала медленно, то и дело теряя нить воспоминаний, перескакивала через десятки лет. Вспоминала, казалось, такие мелочи, которые и подавно помнить не должна была.

Ей было восемьдесят три года, она пережила войну и концлагерь, родила и вырастила двоих детей, воспитала внука. А сейчас не хотела жить жизнью, где она немощная старуха. Она и не жила, уходила из реальности в свое более приятное прошлое. Веселое, молодое, даже героическое.

Я разглядывала Сергея и строила догадки. Пыталась смотреть незаметно то из-за края чашки с чаем, то из-под челки, то из-под ладони, которой вроде как чешу нервно зудящую бровь.

Он сидел напротив меня, откинувшись на спинку стула. Серьезный и напряженный. С лохматыми каштановыми волосами, ровными дугами бровей и впалыми, заросшими щетиной щеками. Интересно, он не получает высшее образование? Хотя глупости. Если он столько вкалывает, когда ему учиться? Между сменами?

Наши взгляды встретились над столом. И хоть стол большой и круглый, но в это мгновение показалось, что он стал не шире барной стойки. Серые глаза завораживали и не отпускали. Серые глаза такие уставшие… Но под толстым слоем льда, на самом дне, мне чудится настоящая сила, тяга к жизни. И доброта.

Сергей медленно опустил веки и вдруг легко улыбнулся.