Нежный гром

человеке, полном достоинства и даже более разумном, чем обычные люди, сдающие стандартный тест на

умственную полноценность. Они вспоминают некоторые довольно интересные особенности его поведения.

Например, он мог нацарапать на клочке бумаги слово «Льюис», изображал танцовщиков из джаз-бара или

устраивал пантомиму наподобие цирковой. «Из того, что он демонстрировал этими жестами, было

очевидно, что некогда он вел нормальный образ жизни, — говорит Ким Корнер, служащая местной службы

социальной реабилитации. — Возможно, как и мой дед, он мог бы рассказать какие-то забавные истории о

том времени... Но нам не удалось продвинуться в нашей работе достаточно далеко, чтобы услышать их».

Он любил носить соломенную шляпу и всегда таскал за собой котомку с коллекцией каких-то колечек, стеклышек, серебристых вещиц. На рождественских вечеринках раскачивался в такт музыке. На последнее

Рождество работники приюта даже купили ему в подарок губную гармошку...

Короткая погребальная церемония состоялась в Джексонвилле в прошлую среду. Какая-то женщина

спросила, хочет ли кто из пришедших что-то сказать о покойном. Никто не захотел.

Где-то во тьме внутреннего мира Джона Ду № 24 была скрыта его история. Там было имя. Там была память о маме, обнимавшей его когда-то. Об отце, носившем его на руках. За этими незрячими глазницами, возможно, жили картины

прошлого. И нам остается лишь гадать об их содержании. Мальчик с удочкой на берегу илистой речушки? Юнец с удивленным

взглядом на цирковом представлении, жадно поедающий попкорн? Новоорлеанский джаз-бэнд?

Никто никогда не узнает. Потому что он сам никогда не расскажет об этом. Он ведь даже имя свое не смог назвать.

Вот и в день его смерти никто не сказал ни слова. Да и что сказать, когда хоронишь жизнь, о которой ничего не известно?

Возможно, мне легко говорить это сейчас, но я бы хотел оказаться на тех похоронах. Я открыл бы Библию, десятую

главу Евангелия от Иоанна, и прочитал бы третий стих: «Овцы слушаются голоса Его, и Он зовет Своих овец по имени и

выводит их».

Это ведь неправда, что никто не знал настоящего имени Джона Ду № 24. Бог знал... Бог знает. И неправильно говорить, что он никогда не слышал, как кто-то зовет его по имени. Кто знает, сколько раз за эти годы Бог обращался к нему? В тишине.

Во тьме. И даже если мы говорим, что он не мог слышать, разве знаем мы, слышал ли он когда-нибудь тот Голос, который

один-единственный действительно важен?

Добрый Пастырь знает Своих овец по имени. Он не ковбой, а мы не скот. Он не обжигает нас Своим клеймом и не

ведет продавать на рынок. Он — впереди, указывает путь. Кормит, поит, перевязывает раны. И в Слове сказано, что Он не

бросит нас, пока мы не доберемся до дома.

12. В Его руках

Бог, страхующий от падений

И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей.

Иоанна 10:28

Я хочу исповедаться перед вами в одном прегрешении. Долгое время я держал его в тайне. Но все-таки не могу

отрицать содеянное. Не могу оспаривать истину. Я упал. Есть даже свидетели. Они могут все подтвердить. Просто

смилостивившись надо мной, до сих пор они никому не рассказали о случившемся. Заботясь о моей репутации, не раскрыли

тайны. Однако слишком уж долго она хранится. Пришло время открыть всю правду.

Однажды, будучи в семейном загородном лагере, я поскользнулся.

Вместе с дочерьми мы взбирались на отвесную стену — тренажер-симулятор для альпинистов. Сама стена

деревянная, а из нее торчат скалообразные выступы. В целях безопасности скалолаз надевает на пояс страховочный ремень.

Тот в свою очередь закреплен на канате, который наверху стены вдет в специальный разъем; внизу же канат держит

инструктор, отвечающий за безопасность всего мероприятия.

И вот со мной произошел несчастный случай. Что такое стена в пятьдесят футов для сорокалетнего писателя? Я махнул

инструктору рукой и пополз. Первую половину пути преодолел блестяще. Но где-то на середине начал чувствовать

усталость. Писательские руки и ноги совсем не привычны к скалолазанию.

Осталось футов двадцать, когда я по-настоящему начал сомневаться в том, что смогу справиться с этим испытанием. Я

даже думал, не сказать ли инструктору, чтобы тот оставшееся расстояние просто протащил меня на канате. Ладони были

содраны почти до крови, ноги начали дрожать, а я мысленно сокрушался по поводу всех съеденных мной биг-маков. Но

мысль о капитуляции затерялась в криках дочерей, уже праздновавших победу наверху.

«Давай, папа! Ты сможешь!»

Я старался изо всех сил. Но их не хватило. Мои руки-ноги соскользнули, и я упал. По-настоящему упал. Но недалеко.

Мой инструктор крепко держал канат. Во-первых, потому что он всегда наготове; во-вторых, потому что он просто крепкий