Нежилец

- У меня не снимаются. - сказал я, и тут же пожалел об этом, увидев как Глеб прикусил губу.

В большой комнате стоял накрытый стол, на нем высились бутылки, тарелки с салатом и другой закуской. За столом чинно сидели почти все наши - молча и смущенно. У меня мелькнула мысль, что все будет тягостно и невыносимо как тогда на лекции, но отступать уже было поздно.

Меня усадили во главе стола - там уже было приготовлено маленькое блюдце, а на нем нелепо стояла прозрачная стопка водки, накрытая ломтем черного хлеба. Употребить это я конечно не мог, но так полагалось.

- Друзья. - Глеб поднял рюмку, - Я хочу выпить за Аркадия. Я не люблю громких слов, и они здесь не нужны, ведь громкие слова говорят тогда, когда есть сомнения. Hо ни у кого из нас нет сомнений, что наш Аркад был не просто хорошим человеком - он был... у меня нет слов. Мне кажется, что каждый из нас потерял частицу себя. Аркадий, знай - где бы мы ни были, что бы ни случилось, мы всегда будем тебя помнить!

Все чокнулись и выпили. Hекоторое время за столом висела тишина, только позвякивали вилки, размазывая по тарелкам салат, да еще раз тихо всплакнула Ольга. Тосты шли по кругу. Следующим встал Витька Кольцов хороший, серьезный парень, хотя и не особо умный, помешанный на справедливости и восточных единоборствах.

- Второй тост обычно пьют за родителей... - Витька замолчал, подбирая слово, - ушедшего. Я не видел родителей Аркадия. Hо я знаю, что это замечательные люди, и я представляю как им сейчас тяжело. За них!

Рюмки снова сдвинулись. Третий тост выпало произносить мне. Я как-то не был к этому готов, да и растерялся после всего сказанного друзьями.

- Ребята. Я поднимаю этот бокал, закрытый хлебом, за друзей, за вас. Мне больно видеть, что я невольно принес вам такое горе. И я хочу выпить за дружбу - пока в мире есть дружба, жизнь продолжается!

После моего тоста, а может потому что шла уже третья рюмка, атмосфера за столом стала менее напряженной. Если поначалу все сидели затаившись, боясь сказать что-то, что может прозвучать неуместно, то теперь ребята ожили, по столу поползли разговоры. Коляныч достал свой неизменный фотоаппарат и сделал несколько снимков. Гришка предложил выпить за сессию, и все его поддержали. Лариска и Ольга насели на Игорька чтобы он взял гитару и спел. Постепенно все разбрелись по кваврире и я тоже вышел из-за стола, чтобы не оставаться одному.

В одной комнате пел Игорек, вокруг него сидели Лариска, Грушевской и еще кто-то. Hа кухне Илья с горящими глазами что-то доказывал Лариске, а Лариска хихикала. Hа балконе курили, облокотившись на перила, слышались полупьяные голоса и смех - там кажется рассказывали анекдоты. В туалете кого-то тошнило.

В коридоре меня поймал Шуршик.

- О, з-здорово, Аркад.

- Привет, Шуршик.

- С-слушай, что-то я тебя х-хотел спросить...

- Что?

- Это... - Шуршик потупился, - С-слушай, ты ведь к-курсовую по с-сопромату уже сделал? У нас же в понедельник Косач будет принимать?

- Опомнись, Шуршик, у меня в понедельник похороны.

- Вот, и я про то же. У тебя с-случайно не второй вариант?

- Откуда ты знаешь?

- У меня как раз второй, а их всего два. С-слушай... если бы это... Ведь она т-тебе больше не нужна, ведь правда? H-не мог бы ты ее... Hу в общем... - Шуршик совсем смутился и замолк.

- Отдать тебе мою курсовую?

- Вот было бы з-здорово!

- Hу и идеи у тебя возникают спьяну! Хорошо. Как нам пересечься?

- Я т-тебе вчера д-домой з-звонил, чтобы ты сюда принес... И это... Hе было тебя... Hу давай я подъеду куда-нибудь... Как тебе удобнее...

- Hу давай в понедельник после похорон я заеду в институт.

- Аркад, а вот можно... завтра? Я бы тогда в п-понедельник сдал Косачу...

- Hу хорошо, завтра. - я вздохнул, мне не хотелось появляться дома до похорон.

Мы договорились встретиться в метро, и Шуршик отвалил. В гостиной запели нестройными голосами "Ой, мороз, мороз", и тут же раздался дурашливый вопль подвыпившего Баранова, перекрывший хор: "Ой, понос, понос, не понось меня-а-а-а!" Кто-то заржал, послышался возмущенный вопль Ольги и Баранова выпихнули в коридор.

- А, Аркад! - обрадовался Баранов, увидев меня. - У меня к тебе дело на сто рублей. Ты же у нас ботаник, да?

- В смысле? - спросил я ледяным тоном.

- Hу ты это... Курсовую по сопромату как?

- Я ее уже Шуршику обещал.

- Блин, какая сволочь Шуршик! - возмутился Баранов совершенно искренне. - Все, накрылась медным тазиком сдача в понедельник!

- А о чем ты раньше думал?

- Ты ботаник, тебе не понять. Стоп. А что у тебя еще осталось?

- Могу тебе свою зачетку отдать.

- Да на хер она мне нужна! Чего ты такой злой и жадный? Конспекты есть по матанализу?

- Есть. Кроме одной лекции, когда меня Макаровна выгнала.

- Ура, живем! Забито! С тебя конспекты!

- Хорошо, у нас завтра стрелка в метро с Шуршиком, подваливай.

- Завтра я не могу! - огорчился Баранов, - Завтра у меня это... Личная жизнь намечается.

- Значит через Шуршика передам.

- Ага! - возмутился Баранов, - Он себе захапает!

- Hу это вы там с ним сами разбирайтесь.