Нежданный праздник

Впрочем нет, могла – заточение в деревне на неделю, а может и более, с тремя детьми восьми, семи и четырех лет. Вполне реальная возможность была просто немыслима.

Что, скажите на милость, она будет с ними делать? С ума сходить?

Последние мили карета то останавливалась, то трогалась, ибо кучер спрашивал, куда ехать. Но наконец, они, похоже, прибыли. Леди Карлайл выглянула из окна и скривилась. Адриан купил этот коттедж за ночной выигрыш вскоре после того, как потерял свою собственность, дом ее детства. Это приобретение Адриана она никогда прежде не видела. Отнюдь не особняк, но и не лачуга, он знавал лучшие дни. От дома и сада перед ним веяло обветшалым аристократизмом. Было ясно, что ни один из выигрышей не был потрачен на его содержание или наем слуг, должных о нем заботиться.

Она глубоко вздохнула.

– Ну, это здесь, Нетти, – сказала она своей служанке, которая завозилась в противоположном углу кареты, приходя в себя после долгого сна. – Что ж, памятное будет Рождество.

Но внезапно она поняла, что ее карета остановилась не у ворот сада, а на некотором расстоянии сбоку от них. Прижавшись щекой к окошку и посмотрев в него, она увидела причину. Дорогу блокировала другая карета, и кто-то из нее выбирался – высокий, прекрасно сложенный джентльмен, чьи широкие плечи казались еще шире из-за множества пелерин модного пальто и чья шляпа скрывала, как она знала, хотя и не могла видеть сейчас, густые волосы богатого каштанового цвета. И чье привлекательное лицо портило обычное надменное выражение.

Теперь ее день, ее Рождество, закончилось не начавшись, раздражено подумала она, когда он повернулся, чтобы посмотреть на ее карету. Она поспешно отпрянула подальше от окна. Она не могла позволить ему подумать, что вытянула шею единственно для того, чтобы поймать его взгляд.

Мгновение спустя дверь ее кареты отворилась

– Ах – произнес виконт Морси голосом, который она так хорошо помнила и который так ненавидела. Он всегда звучал так, будто ему и дышать-то лень, – Вижу, что проиграл бы пари, если бы был достаточно неблагоразумен, чтобы с кем-то поспорить. Вы приехали.

***

Получив скорбное известие, он горевал. Возможно не так глубоко, как следует горевать, когда теряешь сестру, которая погибла насильственной смертью не дожив и до тридцати, но он горевал. Горевал, вспоминая девочку и молоденькую девушку, которой она когда-то была. До того, как встретила Адриана Парра, вскружившего ей голову. До того, как бросила вызов семье и вышла замуж за этого мота. До того, как влюбилась в Парра, или что там она к нему испытывала, и что заставило ее слепо покоряться ему и следовать за ним через все безумие его короткой жизни. До того, как родила детей, которых не желала и о которых не заботилась.

Возможно, его горе было не столь глубоко, потому что она превратилась в особу, к которой он испытывал антипатию. Он отвернулся от нее несколько лет назад, когда обнаружил, что деньги, которые она выпрашивала у него на своих детей, подчистую проигрывались.

И вина за все случившееся лежала на нем. После ее смерти эта невольная вина легла на него тяжким бременем. Если бы не он и его безумное увлечение женщиной, которую он теперь ненавидел, Марджори никогда бы не встретила Парра. Но он смог избавиться от чувства вины. Она всегда была глуповатой и неуравновешенной, с ней было трудно сладить. Возможно, Марджори все равно встретилась бы с Парром или с кем-то на него похожим. Она не слушала советы и не подчинялась приказам. Она тайно бежала с Адрианом Парром, когда он, ее брат, не дал согласие на их брак.

Что ж, теперь все это история. Хотя не совсем так. Осталось трое детей. Мальчика виконт видел еще младенцем. И ни разу не видел ни одну из девочек. Но они существовали, эта троица – камень у него на шее. Он ничего не знал о детях. Он ничего не хотел знать о детях. Он вовсе не желал связываться с этими тремя. Но они были его племянниками, и он приходился им самым близким родственником, за исключением леди Карлайл, их тети по отцовской линии.

Ноздри виконта раздувались при одной мысли об этой женщине. Охотница за приданым. Самозванка, интригами проложившая себе путь к вершине и ставшая одной из самых модных светских дам Лондона. Синий чулок. Его губы скривились в презрительной ухмылке.

Разумеется, он не ждал, что у леди Карлайл пробудится материнский инстинкт, который заставит ее помчаться на помощь к трем осиротевшим детям. Он побился бы о заклад, что этому не бывать.

Рождество, конечно, погибало. Для соблюдения приличий ему полагалось облачиться в траур и ограничиться в светских развлечениях. Но, вполне возможно, он принял бы приглашение провести праздники в поместье Хинкли. Там собиралось приятное общество, и там должна быть дочь Хинкли…

Но нет! Он обречен провести Рождество, пытаясь обустроить будущее трех чужих для него детей. Его карета приближалась к дому, где они жили, и, судя по погоде, он может застрять там, с ними, и надолго. Восхитительная перспектива!

Что, черт побери, он будет делать с тремя детьми?