Независимость мисс Мэри Беннет

— Потому что вы подлинный мой друг, а не кровный родственник или через брак. Я вспоминала наше время в Хартфорде, когда, казалось, мы говорили обо всем. И особенно как я предвкушала увидеть ваше лицо, когда вы подошли ко мне на улице; и вы ни разу ни в чем меня не разочаровали. Вы не пытались обморочить меня или вкрадчиво отговорить от моей поездки, хотя теперь я знаю, насколько глупой она была. Вы, конечно, и тогда это понимали, но не обескураживали меня, не гасили мой энтузиазм. И как по-идиотски я возвеличивала Аргуса, кем бы он ни был. Право, я так благодарна вам за ваше понимание! Ведь ни у кого другого я его не находила, хотя бы отдаленно. Каким бы заблуждением ни обернулись мои розыски, я должна была отправиться в эту поездку! После семнадцати лет взаперти в мэноре Шелби я была, как выпорхнувшая на волю птица! И беды Англии… Аргус… снабдили меня веской причиной исследовать более широкий мир. Вот почему я всегда буду любить Аргуса, хотя я его не люблю.

— Значит, пришло время мне сделать признание, — сказал он с напряженно серьезным лицом. — Надеюсь, у вас достанет доброты простить меня. Но даже если и нет, я все равно должен сказать вам правду.

— Правду? — переспросила она, и глаза у нее стали совсем серыми.

— Я Ангус, но я также Аргус.

Ее челюсть отвисла, она вытаращила на него глаза.

— Вы… Аргус?

— Да, за мои грехи. Я умирал от скуки, Мэри, и безделья. Семейными предприятиями управлял Аластейр, а «Кроникл» начала изживать себя. И тогда я придумал Аргуса с двумя целями. Во-первых, обеспечить себе занятие. А во-вторых, привлечь внимание обеспеченных людей к положению бедняков. Вторая причина никогда не была для меня важнее первой, и это чистая правда. Во мне сидит бес, и я получал огромное удовлетворение, обедая в лучших домах и слушая, как мои гостеприимные хозяева брызжут яростью, понося гнусные злопыхательства Аргуса. Восхитительное чувство! И все же менее восхитительное, чем расхаживать по коридорам Вестминстера, чтобы встречать членов палаты лордов и общин… Набирался идей от них всех и смаковал скандалы, которые творил, куда больше, чем пробуждение общественной совести, которому способствовал.

— Но эти письма были такими подлинными! — вскричала она.

— Да, они подлинные. В этом часть власти слов, Мэри. Они покоряют даже на бумаге. Сказанные или написанные, они могут вдохновить попранных на восстание, как произошло во Франции и в Америке. Слова — вот что отделяет нас от животных.

Гнев словно бы не желал вспыхивать. Мэри сидела в ошеломлении, пытаясь вспомнить, что именно она говорила Ангусу про Аргуса. До какой степени дурой она выглядела? В какой мере — глупой, иссохшей без любви старой девой? Получал ли сидящий в нем, как он сам выразился, бес удовольствие, мороча ее?

— Вы сделали из меня дуру, — пробормотала она.

Он схватил ее запястья, вздохнул.

— Никогда сознательно, Мэри, клянусь. Ваши превозношения Аргуса повергали меня в смирение и стыд. Я жаждал признаться, но не смел. Открой я правду, вы бы оттолкнули меня. Я бы потерял самого дорогого мне друга. Мне оставалось только ждать, пока вы не узнаете меня настолько хорошо, чтобы простить. Молю вас, Мэри, простите меня!

Он упал на колени и моляще простер к ней сжатые руки.

— Да встаньте же! — рявкнула она. — Вы выглядите дурацки. Можно подумать, вы предлагаете мне брак.

— Так я же и предлагаю брак, — взвыл он. — Я люблю вас больше жизни, упрямая, прагматичная, предубежденная, слепая, глухая, обворожительная деваха!

— Встаньте! Встаньте! — Вот все, что она сказала.

Сокрушенный, он с трудом снова взгромоздился на свой камень, глядя на нее в полном ошеломлении. Она ни на йоту не утратила спокойствия, хотя как будто не оскорбилась на то, как он ее величал. До чего же она красива с чудесной прической, одетая в платье, пленительно ей идущее. Ее губы полуоткрылись.

— Вы говорите, что вы — Аргус, это шок. И вы меня любите — это еще один шок. Вы хотите жениться на мне — третий шок. Должна сказать, Ангус, когда вы начинаете говорить на серьезные темы, то словно не знаете, когда остановиться.

Внутри нее разгорался уголек упоительной теплоты, но она не собиралась сказать ему про этот уголек, пока он не помучается гораздо больше. Ах, мой самый дорогой друг! Если мы поженимся, ты всегда будешь рядом со мной. Не знаю, любовь ли это, но, безусловно, подходит, как ее замена.

Наверное, ее лицо немножко приоткрыло спрятанный уголек, так как Ангус внезапно расслабился, а на его щеках появились ямочки, грозя перейти в рытвины.

— Минута остановиться, — сказал он, — наступит, когда мы разберемся во всем к нашему взаимному удовлетворению. Я полюбил вас с первой же нашей встречи в Хартфорде… Ах, какое унизительное мучение сознавать, что я — Аргус, пока вы восхваляли достоинства этого чертова вымысла! Мое самоуважение скукожилось в ничто, потому что я, богатый, влиятельный Ангус Синклер, для вас был всего лишь соприкосновением с вашим героем Аргусом.