Незапертая дверь

– И как здесь все помещались, – недоумевал Чемоданов, – уму непостижимо! Дед с бабушкой, я, бабушкина племянница старая дева Зиночка, смешная, пугливая и плаксивая, – дед над ней насмехался, а бабуля жалела. Еще дедов брат, мой двоюродный дед, но я считал его дядей – назвать его дедом язык не поворачивался! Красавец, пижон, страшный модник! А с какими дамочками он приезжал! Вся улица пялилась. Веселый был, заводной: коньяк, картишки, песни под гитару. Пел он здорово, а вот актер из него не получился. Я его обожал, а родня считала отщепенцем, аутсайдером и относилась к нему настороженно. Все Чемодановы – люди серьезные, у всех семьи, а тут на тебе: жуир, бонвиван и гуляка, и к тому же актер. – Чемоданов вздохнул. – Он как-то странно исчез, дедов брат, мой любимый дядька. Странно и неожиданно: был человек и нет… Другое время, другие люди…

Родители приезжали на выходные. В субботу утром Чемоданов вставал чуть свет и караулил их у забора.

Никакие уговоры и объяснения не помогали – да, он знал, что раньше обеда они не приедут: пока выспятся, то да се, как говорил дед, пока соберутся и пока доедут, – в общем, гуляй, Вадька, и отдыхай! Но Чемоданов разумных доводов не слушал – а вдруг приедут раньше, вдруг что-то изменится? Он очень скучал.

Но ничего не менялось, и, еле таща тяжеленные сумки, набитые с трудом добытым мясом, колбасой, сладостями и черешней для сына, усталые родители появлялись к обеду.

За обедом Чемоданов ел плохо, было не до еды.

Он был так счастлив, что болело где-то в груди, – вот они наконец-то все вместе: папа, мама, бабуля и дед, и любимый дядя, и даже глупая Зина. Все еще вместе, и все шутят, и смеются над влюбленной в красавца-дядьку Зиной – «старой дурой», как ворчал дед. Все здесь, на любимой терраске, с любовно накрытым столом. Бабуля, как всегда, постаралась – окрошка, котлеты с жареной картошечкой, кисель из собственных ягод и яблочный пирог.

Добравшись, мама тут же надевала цветастый, «дачный», с широкой юбкой колокольчиком, сарафан, и папа скидывал рубашку и брюки и облачался в дачные шорты и майку, между прочим, очень потрепанную. Родители… молодые, красивые и очень счастливые. Дед и бабуля, еще совсем не старые и не дряхлые, полные сил и планов. Дача, построенная для семьи и маленького Чемоданова, любимого внука, бабулины цветы, запах жасмина, сладкие, крепкие яблоки. И все они вместе. Вся семья. И никто не знает, что все это будет продолжаться совсем недолго… Слава богу, что не знают.

А вечером будут шашки, или шахматы, или лото – его любят бабуля и Зина, но он, Чемоданов, не очень. А назавтра, если не будет дождей – хорошо бы не было, – они пойдут в лес или на речку. Лучше б на речку, понырять и поплавать. Но и в лес тоже неплохо, дед знает лес, с ним интересно!

– У меня было очень счастливое детство, – грустно вздохнул Чемоданов и повторил: – Да, очень счастливое. Но до поры. Сначала пропал дедов брат. А потом погибли родители. Помнишь ленинаканскую авиакатастрофу в декабре восемьдесят восьмого? Мои были на этом «Иле», летели к папиному армейскому другу в отпуск, встречать Новый год. – И Чемоданов надолго замолчал. – После этого дед и бабушка сразу сдали, резко, за полгода превратились в настоящих немощных стариков. Первым ушел дед, а спустя два года бабуля. Вот такая история, Кать.

– Счастье всегда до поры, – ответила Катя. – Думаешь, у кого-то по-другому?

Чемоданов пожал плечами:

– Про других не знаю. Знаю про себя. Просто, когда ты привык к хорошему, трудно нырять в ледяную воду.

В тот день Катя поняла, что для Чемоданова эта старая милая дачка не просто сакральное место, а настоящее семейное гнездо.

Да, старый домик сносить было жалко, в нем вся прежняя жизнь. Но и оставлять его тоже нельзя, нет места для постройки нового, того, о котором Чемоданов мечтал, который сам спроектировал и на который копил.

В тот день он разжег старую, потрескавшуюся печку – из ее щелей потянуло дымком, – достал термос с чаем и приготовленные бутерброды, и они сели на терраске перекусить.

В нежилом, непротопленном доме было довольно сыро и прохладно, на дворе стоял поздний август, но после чая они согрелись, и Чемоданов бережно и аккуратно достал проект нового дома.

Катя была в потрясении – все там было продумано до мелочей, кухня и столовая, гостиная с камином, ванные комнаты и туалеты, три спальни и кладовая, погреб и финская банька.

– Три спальни? – спросила Катя. – А для кого?

– Для детей, – коротко ответил Чемоданов, – одна для родителей и две для детей.

И все, молчок, никаких объяснений. Все-таки странный он, Чемоданов. Привез ее, разложил все бумаги – и все, тишина.

Никаких там «а как тебе», никаких «как ты думаешь», ничего, а? Ведь Катя дизайнер. Уж кто, как не она, умела представить то, что в итоге получится.

Представить, расставить, повесить, расположить. Тут кресла, а тут диван. Тут встанет комод, а тут обеденный стол. Тут хорошо бы книжный стеллаж, а тут этажерка.

Чемоданов слушал внимательно. С чем-то соглашался, по поводу чего-то возражал. Даже немного поспорили.