После всех воплей, выстрелов, тишина казалась почти нереальной. Только глухо звенело в ушах. В воздухе плавал дым, пол был залит кровью, в комнате пахло металлом и порохом, огнем и дерьмом.
Возбуждение спало так же быстро, как и пришло, сменившись отвращением и ужасом. Что мы наделали? Я поймал взгляд Джеймса. На его лице я как в зеркале увидел самого себя.
– Пошли, – сказал Филипп. – Уходим отсюда. Быстро.
Джо оглядел заляпанный кровью кабинет.
– Разве нам не надо...
– Быстро!
Он вышел в двери, в которые мы вошли. Я пошел за ним, и живот у меня сводило судорогой. Меня вывернуло лишь в конце коридора.
Глава 16
Убийства попали в новости. Они попали на первую страницу «Ю-Эс-Эй тудэй», в общенациональный выпуск «Эн-би-си», «Си-би-эс» и «Эй-би-си», и еще в «Уолл-Стрит джорнел». Убитые нами люди были не только видными гражданами Дезерт-Палмз, они еще много значили в мире бизнеса, и их смерть вызвала падение бумаг на Уолл-Стрите и в Токио, и лишь через несколько дней все вернулось к прежнему. Выяснилось, что хмырь с сигарой, которого звали Маркус Ламберт, не только был владельцем «Ламберт индастриз» – самого крупного производителя инструментов в США, но был одним из главных акционеров десятков – в буквальном смысле – транснациональных корпораций. Остальные не были настолько влиятельными, но эффект от их гибели на финансовых рынках был похож на круги на воде.
Мы вырезали статьи и записывали выпуски новостей, пополняя свою библиотеку.
Джо стал новым человеком. Та побитая собака, которой он был в момент нашего знакомства в «Ла Амор», сменилась гордым бантамским петухом. Во многих смыслах прежний Джо мне нравился больше, и я знал, что у остальных террористов то же самое чувство. Он был забит и запуган, но он был благороден, добр и скромен. Теперь он был самоуверенным, наглым, полным сознания собственной важности, и в нем появилась жесткость, от которой нам было неуютно.
В день после «операции» Джо созвал заседание городского совета и публично запросил отставки городского управляющего и председателя комиссии по планированию. Он поставил на голосование несколько предложений, которые в прошлом должен был поддерживать, и проголосовал против них.
Мы сидели на местах для публики и смотрели. Филипп уделил этим процедурам особо пристальное внимание, и морщился каждый раз, когда мэр брал слово. Наконец, когда по вопросу о расширении одной дороги на протяжении трех кварталов голоса разделились пополам, и Джо решил вопрос лично, я постучал Филиппа по плечу.
– Что происходит?
– Я пытаюсь понять, что тут неправильно.
Я проследил его взгляд и увидел, как Джо ведет обсуждение программы самоуправления кварталов.
– Что ты имеешь в виду?
– Они его слышат: они обращают на него внимание. – Он посмотрел на меня и обвел рукой зал. – Не только городской совет, но и репортеры, и публика. Они его видят.
Я это тоже заметил.
– И он переменился. Смотри, он убил своего босса – с нашей небольшой помощью – но он не... – Филипп покачал головой, пытаясь подобрать слова. – Он отдалился от нас, а не приблизился. Он... не могу объяснить, но чувствую. Я знаю, что происходит после инициации, а с Джо этого не случилось.
– Знаешь, что я думаю? – спросил Джуниор.
– Что?
– Я думаю, он половина на половину.
Филипп промолчал.
Но в разговор встрял Билл, энергично кивая.
– Ага. Как будто папаша у него был Незаметный, а мамаша – нет. Как мистер Спок или кто-нибудь еще.
Филипп медленно кивнул.
– Половина на половину, – сказал он. – Понимаю. Это многое объясняет. Я прочистил горло:
– Вы думаете, ему нельзя доверять? То есть он вспомнит, откуда мы пришли, или просто решит нас убрать? Вы думаете, что он уже не на нашей стороне?
– Лучше бы ему быть на нашей, – сказал Филипп.
– А если нет?
– Тогда мы его уберем. И поставим на его место Джима. Как хотели с самого начала те денежные мешки.
Через три дня в офисе мэра появился Джим. Он не только жался, ежился и стеснялся, но был очень напуган, и нам больших трудов стоило его уговорить, что мы ни в чем его не обвиняем.
Он позвонил Филиппу с просьбой о встрече – позвонил из автомата, потому что боялся, что мы его выследим и убьем за сотрудничество с Харрингтоном, Ламбертом и властной элитой. Он сказал, что просит перемирия. Он хочет с нами увидеться и все объяснить.
Тут не было отчего объявлять перемирие, и выяснять тоже было нечего, но Филипп согласился с ним встретиться и назначил место и время.
– Не говори Джо, – сказал он мне, повесив трубку.
– Почему?
– Потому.
– Потому что – что?
– Потому что.
Когда на следующее утро в назначенное время Джим вошел в офис мэра, вид у него был аховый. Он явно жил все это время впроголодь и очень нервничал. Одежда у него испачкалась, лицо осунулось. И пахло от него так, будто он уже приличное время не мылся.
Филипп рассказал ему о террористах, объяснил, кто мы такие и что делаем. Он не давил на Джима, но ясно дал ему понять, что он может к нам присоединиться, если желает.
Именно в этот момент в комнату вошел Джо.
Минуту мэр стоял в дверях, остолбенев и не двигаясь. Потом рванулся вперед с багровым от злости лицом.