— Все вы знаете слова Сталина об истребительной войне. Помните, как он сказал: «Если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат». На собственном опыте вы убедились в глубокой мудрости этих слов. Когда мы начинали нашу работу, у нас было не так много отрядов и людей. А теперь только по нашей области несколько тысяч партизан, а посчитайте в других областях, по всей Белоруссии, по Украине, по другим республикам! Это большая армия, с которой фашистам приходится считаться. Как видите, народ наш серьезно принимается бить фашистов, принимается по-хозяйски, по-сталински. Я не говорю уже о нашей армии, которая разбила все планы немецкого командования, все надежды Гитлера. Правда, немецкие войска все еще рвутся к Москве. Гитлер хвастал, что он стоят перед воротами Москвы. Цену его хвастовству мы знаем. Он давно уже пыжится. И будет пыжиться до тех пор, пока не разобьет башку о железные ворота Москвы. А что разобьет, так в этом нет сомнения, как не может быть сомнения и в том, что мы с вами должны от всего сердца помочь ему в этом деле. И поможем! Мы народ не скупой. Вот спросите товарища Гудиму, сколько немецких эшелонов пущено нашими руками под откос за эти месяцы? Сотни эшелонов. А сколько фашистов убито в лесах и на дорогах? Те, которых мы уничтожили, не пойдут уж больше грабить наши деревни, им никогда уже не увидеть дорог на Москву. Вот почему так боятся теперь нас гитлеровцы, боятся каждого куста у наших дорог… С какой целью я говорю вам все это, товарищи? Вы и сами хорошо понимаете. Говорю к тому, что мы должны неустанно бить фашистов, и не просто бить, а с каждым днем наращивать наши удары. Бить так, чтобы звериный страх овладел гитлеровцами не только у нас в деревне, в местечке, в нашем славном Минске, но чтобы этот страх овладел и каждым гитлеровцем, которого пошлют на нашу советскую землю, и теми, кто этих бандитов посылает. Чтобы этот страх навсегда отбил охоту у разных фашистских негодяев вроде гаулейтера Кубе писать гнусные измышления о нашем народе, глумиться над ним. Вот послушайте, что плетет этот остолоп: «Не в наших интересах восстанавливать белорусские города, они только портят чистую, примитивную душу трудолюбивого белоруса. Задачей белорусского народа является вновь научиться работать для всей Европы, для Германии и тем самым для себя самого». Вы видите, как притворно подлаживается к нашему народу этот проходимец, какими заливается песнями: и чистый ты, белорусский народ, и душа у тебя такая красивая, примитивная, и такой ты трудолюбивый… Соловей, да и только! Но этому фашистскому запевале мы можем ответить словами великого немецкого поэта: «Соловей, я слышу стук твоих копыт!» Он, видите ли, пытается научить нас снова работать на Европу и Германию. Мы уже давно отучились от подобной работы на всяких чужеземцев. Опыт нашей собственной жизни под руководством Ленина и Сталина уже давно надоумил нас, что лучше всего — это работать на себя. А от Европы и Германии мы не отказываемся. Поработаем и на них, но по-своему. Так потрудимся, что жарко будет и фюреру, и всем его гаулейтерам, и большим и малым. Наша борьба сейчас становится намного труднее. Зима уже на дворе, и по всем приметам будет она не из легких. Но если она ставит перед нами трудности, то для гитлеровцев она будет в десять раз тяжелее. Нам она не в диковину, для нас она может быть хорошей помощницей против фашиста. Уже тянутся из-под Москвы эшелоны обмороженных гитлеровцев. Уже истошно вопит Гитлер о кампании зимней помощи. Навряд ли согреет он этим криком свою армию… Так вот, товарищи, мы и собрались все сегодня, чтобы посоветоваться, поговорить, как нам лучше наладить всю нашу боевую работу в зимних условиях. Как проводить ее так, чтобы она загоняла фашистов в гроб не только здесь, но чтобы поскорее их угробить и под Москвой, куда они так рвутся. Так проводить работу, чтобы каждый советский человек был в нее втянут, чтобы наша борьба стала действительно всенародной, чтобы нам заслужить доброе слово товарища Сталина.
Выступали почти все собравшиеся. И одна мысль сквозила в их речах: фашиста бить, не глядя ни на снег, ни на морозы. Возникли только некоторые разногласия по вопросу о зимнем расквартировании.
Были также жалобы на нехватку одежды, обуви. Раздавались голоса о том, что настало уже время объединить все партизанские отряды единым оперативным центром, подчинить боевую деятельность всех отрядов единому оперативному плану. Выступавшие подчас горячились, наседали на своих противников. Распушив свои пышные усы, Киян подтрунивал над лейтенантом Комаровым:
— Что ты все пехотным уставом козыряешь? Ты попробуй подогнать под этот устав нашу лесную засаду или другие стычки с фашистами. Армия имеет линию фронта, а тут противник кругом. Вот и попробуй со своим уставом! И к людям ты нехорошо относишься. Что-то не идут они к тебе.
— Почему? С винтовкой, пожалуйста! А без винтовки не принимаю. Зачем они мне?
— А почему бы тебе не потребовать от каждого по пулемету, скажем, или по орудию? Никаких забот командиру — милое дело.