Незабываемые дни

Она слушала Надю и не перебивала ее. Тетка Аксинья хорошо понимала: надо человеку высказаться, все думы свои, все обиды выложить. О них не станешь говорить с каждым встречным. И не всюду это скажешь. Слушала, а у самой в голове роились мысли и о минувшем и о нынешних днях. Нельзя сказать, что жизнь баловала ее. Только начала было налаживать житье, как мужа призвали на германскую войну. Нагоревалась тогда в солдатках с малым сынишкой на руках. Вернулся Сергей с войны, тут бы и зажить в радости! Да вернулся он больным, газами отравили его немцы. Совсем ослабел человек. Потом революция пришла. Такой разворот начался, жить бы да жить! Которые лес валили на срубы, новые хаты ставили. Попытались и кулаки поначалу кое-чем попользоваться: и хаты ставили, и продавали их, да еще изловчились кое-что урвать из панских имений. А у Сергея только одна забота, что по комитетам, по собраниям разным да съездам. Очень уже человек заботился о справедливости и все советскую власть в деревнях устанавливал. Горячий был человек, старательный, уже в большевиках ходил в те годы. Не очень щадил свое здоровье, болезнь запустил. А вскоре и совсем занемог. И, почуяв, что уж недолго ему тешиться на этом свете, сказал ей:

— Ты, Аксинья, не очень заглядывайся на все эти срубы-хаты. Мы такой дом с тобой построим, что будет солнце в каждом окне, да от того солнца переведется вся кулацкая порода. Ты не гляди, что он перед тобой выхваляется своими срубами и нажитым добром. Большой мор придет на них, неминуемый.

И уже тише, словно с просьбой к ней, своему человеку:

— Об одном прошу: держись большевиков. Они тебя никогда не дадут в обиду. Да за большевичком моим присматривай, учи его. Плохо нашему брату без света, без разума.

«Большевичку» шел тогда восьмой год.

Вскоре после этого довелось Аксинье перейти на вдовий хлеб. Всего хлебнула в жизни. Поглумились и кулаки, насмехались в свое время. Дразнили порой: «Где ж это твой дом, тот, что с солнцем в каждом окне? Что-то ты не очень видишь это солнце!» Она либо молчала, стиснув зубы, а если уж скажет, то такое, что приводило их в ярость, и они начали ей угрожать:

— Ты гляди, баба, как бы тебе… Мы тебе покажем коммунию!

Но она была не из пугливых:

— Руки у вас коротки, да и те еще укоротим!

И слова ее сбылись. Укоротили. Да так укоротили, что и следа от них не осталось.

А солнце, о котором мечтал когда-то Сергей, оно и не заходило никогда в ее окне, а набиралось все больше и больше силы. И все черное, все грязное, что тянулось от старых дней и еще мешало людям, постепенно отходило, пропадало. И действительно, в каждое окно начало заглядывать это Сергеево солнце. На одно только и жаловалась иногда Аксинья, что в свое время не одолела науки, не сильна была в грамоте. Все свое внимание отдавала сыну, чтобы выполнить последнюю волю мужа. И сын, Костя, учился. Окончив семилетку, работал слесарем, потом машинистом. В последние годы стал инженером. Порой, выслушав выступление матери на колхозном собрании, говорил ей:

— Вам бы грамоту одолеть, вы бы такими делами ворочали, на всю республику, не меньше.

— А что ты думаешь, сынок! В нынешнее время нашему человеку всюду ход. Но уж не в мои годы. Вам, молодым, все дороги открыты. Так оно и должно быть.

Сын пытался убедить ее перейти жить к нему:

— Никаких вам хлопот и забот. Хоть отдохнете немного.

— Что ты, сынок. Не привыкла я к легкому хлебу. Еще рано мне в дармоеды записываться. Тут я при деле, и работа моя мне по силам. В гости к тебе — могу. В нахлебники, в лодыри — не по моему нраву. Если и ослабею, люди наши меня не оставят. Вон какое стадо я вырастила своим трудом. Да и к другому руки приложила. Всюду есть моя доля. Без хлеба никогда не останусь.

Сколько ни уговаривал сын, так и не пошла. Как это человеку быть без дела? А сама в шутку пробовала наступать на сына:

— Не пора ли тебе, сынок, и о семье подумать? Сколько девчат хороших — и разумных, и красивых. Самое время хорошую жену себе выбрать. Вот это было бы для меня в самом деле утехой. Не таясь скажу — очень я ладу этой перемены в твоей жизни, да и по годам мне в самый раз подаваться в бабки. Понянчила бы хоть внуков…

И сын шутливо отвечал:

— Успеем, мама, с этим делом. Торопиться некуда.

— Да не в спешке дело. Ты уж не мальчик, гляди, под тридцать тебе подбирается.

— Не прозеваем, мама.

— Смотри!