От спортивной части зала иду в сторону места отдыха для элитной публики. Выпью что-нибудь безалкогольное. Если выпью алкогольное, поеду к Геле, а этого не надо.
Почти на входе в бар натыкаюсь на двух кадров. Узнаю их сразу. Четвёртый курс нашего университета.
Невысокий, чернявый стройный парень в костюме на водолазку — это Ринат Мусаев. Он всё время улыбается. Не потому что рад всех видеть, отнюдь, у него западная модель поведения. Учился в Лондоне в университете Гринвича на архитектуре, строительстве и каком-то планирование. Но совершил там преступление, по слухам групповое изнасилование, и вынужден был вернуться, заканчивать учёбу здесь у папы под носом. Богатый человек его папа.
Ходил по универу этот кадр со здоровым пацаном с физвоза по кличке Кабан. На вепря дружок Мусаева был похож один в один не хватало бивней.
— Мошников? — улыбается, удивляется Мустаев. — А ты как здесь?
— Друг пригласил, — улыбаюсь, как он и пожимаю протянутую руку.
— Хорошие друзья всегда нужны, — от улыбки Мустаев кажется жизнерадостным, открытым и очень добреньким.
Охренеть, как внешность обманчива.
— Это точно, — натягиваю улыбку и жму руку Кабану, тот в приветствии хрюкает.
— Отец будет твоему отцу гостиницу строить, — Ринат кого-то высматривает в толпе. — Отлично распиленный государственный бюджет, полновесные гранды, всё что нужно нашим семьям.
— Осталось нам не щёлкать клювами, — дружески похлопываю его по плечу и ухожу к бару.
Охренеть! Я, похоже, в свои восемнадцать сделал себе славу очень делового пацана. Хотя не в зуб ногой о гостиницах и государственном бюджете.
Слава? А что если действительно войти в тему. Отец позволит? У меня опять деньги на карточке, и сегодня у бати какой-то ужин…
Гелик болеет, а у них гости.
Я отказался от приглашения, потому что не нужен на таких вечерах. Но теперь у меня есть повод лично пожелать выздоровлению моей лапочке, заодно спросить у бати про гостиницу.
Пишу Лёхе, что нужно быстро уехать, извиняюсь. На самом деле я уже всё видел, мне не очень интересна тема мордобоев. У меня в юности их было слишком много, это пусть Ринаты и Кабаны наслаждаются.
Ухожу быстро, лечу к новой жизни, заодно и Гелю повидаю.
В доме горит весь свет, дополнительно по фасаду растянуты светодиодные гирлянды. Так что в промозглой осенней ночи дом выглядит, как картинка.
Красивая лужайка заполнена машинами, потому что у дома и на проезжей части встать негде.
Думаю отец переделает эту лужайку во что-то более ценное, потому что такие вечера показывают несостоятельность нашего двора вместить транспорт.
Я свою развалюху пристраиваю почти напротив дома Евстигнеевых.
— Привет, Кирилл, — слышу я голос Риты.
Она стоит в толстовке и джинсах, смотрит на меня грустными рыбьими глазами. А я весь такой в сером костюме белой рубашке и галстуке. У меня туфли брендовые и перчатки.
— Добрый вечер, барышня, — строго отзываюсь я и бегу между машинами к дому отца. Куртку не накинул, поэтому нос моментом краснеет. Мороз крепчает.
В дверь не звоню, быстро забегаю в прихожую и натыкаюсь на швейцара. Он мне улыбается, я ему. Здоровый мужик прищуривает один глаз, видимо узнаёт меня, потому что сходство с отцом у нас поразительное, только у меня губы толще.
— Кирилл Иванович Мошников, — представляюсь я, и вышибала в одежде швейцара показывает мне рукой на зал, где невероятно много людей: мужчины в костюмах, дамы в вечерних платьях, наняты официанты.
Я делаю гордый вид, улыбаюсь, волосы назад откидываю и почти сразу натыкаюсь на Тамару, у которой в руках поднос с канапе.
Зелёное платье по красивой фигуре, вырез почти до бедра и туфли, если я что понимаю, а я понимаю, потому что папа заставлял в своё время заниматься танцами, это танцевальные босоножки.
Собственно отец встретил Тамару на бальных танцев для стариков. Что они там делали, как попали в один клуб, не известно. Но они бывшие одноклассники, танцевали, потом подпитали встречу через года вечером встречи выпускников в школе и поженились.
Она улыбается, выглядит гораздо моложе своих лет.
— Кирюша, — лезет целоваться. — Я так рада, что ты пришёл.
— Так шумно у вас, как Геля?
— Бедная моя девочка, — с сожалением отвечает Тамара, повышая голос, потому что начинает играть пианино и скрипка.
Тоже нанятые люди, музыканты для развлечения толпы.
— Температурит? — не из праздного любопытства. Я ощущаю настоящую тревогу, и это меня не просто пугает, ошарашивает.
А что если это уже не волюблённость, а настоящее зрелое чувство?
— Да, но она выйдет. Один танец подарит Эдмунду Дееву, — она делает знак, чтобы я нагнулся к ней и шепчет в ухо. — Ему двадцать девять, отец в десятки списка Форбс по нашей стране, отличная партия для нашей девочки.
Тамара ведёт бровями.
— А где он? — улыбаюсь я. — Чтобы знать и не опозориться.
Тамара смеётся, скармливает мне канапе с оливкой.
— Синий пиджак, у него и глаза синие.
Она уходит. Я смотрю на низкорослого, тощего мужика. Одиннадцать лет разницы… Ни хрена себе Мудя захотел. Ангела себе решил приобрести за десятку списка Форбс…