Невская битва

А что породил бы он в цепи необходимо наступающих исторических следствий? Сделаем еще один шаг в туманную область вариантов развития. Предположим, что Новгород и Псков утратили самостоятельность, стали владениями Швеции или Ордена. Осуществись захватнические планы Швеции в отношении Новгорода, и у конунгов появилась бы реальная возможность создания «великой Швеции» — «от моря до моря», то есть от Балтики до Белого моря. Новгород был единственным барьером, сдерживавшим эту экспансию. Это означало бы утрату Русского Севера, явившегося одним из важнейших источников роста экономического могущества русских земель, собирания сил для борьбы с Ордой.

Горделивая Тверь и подымавшаяся Москва оказались бы в жестоких жерновах — с юга Орда, с запада Орден, с севера Швеция… Возможность возникновения Русского централизованного государства в таких условиях превратилась бы в практически невероятную или исчезла бы совсем. Такое движение русской истории скорее всего стало бы неосуществимым.

…Кончался длинный и многотрудный день 15 июля. Белый северный вечер долго светился над невскими берегами. Еще не отошедший от горячки боя, отдыхал у походного костра молодой князь. Многое предстояло ему впереди. До следующего великого сражения Александра Невского — Ледового побоища — оставалось чуть больше полутора быстролетных лет.

Столетия спустя (Вместо послесловия)

Минули долгие-долгие годы. Место Невской битвы, в отличие от многих других полей средневековых сражений, не было забыто. Еще в новгородское время здесь воздвигли небольшой деревянный храм, ставший памятником совершенному в устье Ижоры подвигу. Александр Невский был причислен к лику святых, а это повело к еще более прочному закреплению памяти о князе среди русских людей.

В последующие века маленький храм не раз разрушался в бурных перипетиях русско-шведской борьбы за невские берега, но всякий раз возводился вновь — память народная не угасала, хранила предание о великом событии.

В самом конце XVIII века, уже после того как при Петре I приневские земли навсегда возвратились в лоно России, деревянный храм сгорел и на его месте была впервые воздвигнута каменная церковь в честь Святого Благоверного и Великого князя Александра Невского. В XIX веке она неоднократно перестраивалась и расширялась. Сначала пристроили новую высокую колокольню — после этого церковь стала видна далеко по Неве, всем проходящим кораблям. Позднее, в начале 1870-х годов, храм еще раз расширили. Теперь он прочно и гордо стоял над рекой.

После революции церковь действовала еще более полутора десятилетий, до 1934 года, когда ее закрыли. Пытались тогда же устроить в опустевшем храме молодежный клуб, но затея не получилась.

Несколько лет храм стоял пустой, никому ненадобный. Имя его помнилось, но седая древность отступила перед бурным временем, застилась славой новых кумиров. В треске ломающейся жизни все глуше слышалась, замирала древняя героическая мелодия Александрова подвига. Казалось, еще год-два, ну в крайнем случае десять лет, и за полной ненужностью своей новому времени она исчезнет совсем — старое, да еще к тому же разукрашенное осуждаемой церковной мишурой деяние.

Однако ход жизни имел свое глубинное течение, неподвластное расчетам и устремлениям новых земных владык. Грянула Великая Отечественная война, и подвиг Александра Невского вместе с другими великими военными деяниями прошлого стал героическим примером для тысяч и тысяч бойцов. Был учрежден орден Александра Невского, которым отмечали славные дела командиров, сумевших малой силой решить крупные боевые задачи. Точнее сказать, этот орден был не учрежден вновь, а возрожден: ведь в старой России орден Александра Невского, имевший девиз «За труды и Отечество», существовал несколько столетий.

Место Невской битвы вскоре после начала войны оказалось в прифронтовой полосе — враг подступил к Ленинграду.

Высокая колокольня храма вдруг стала неплохим ориентиром для вражеской артиллерии. Было принято решение подорвать храм.

Выполненный по приказу командования 55-й армии подрыв церкви саперы осуществили с примечательной рациональностью. Разрушили только то, что могло сослужить нечаянную службу противнику, — высокую, издалека видную колокольню.

Так Символ и памятник древнего подвига был принесен на алтарь подвига нового, невиданного в истории. И в этом в общем-то заурядном и прозаическом военном эпизоде вдруг выявилась не всегда ощущаемая нами связь времен и сверкнула твердая грань древнего российского военного правила, чеканно запечатленного в знаменитых симоновских строках:

По русским обычаям — только пожарища
На мертвой земле раскидав позади…

Эхо взрыва, одного из миллионов, изранивших многострадальную ленинградскую землю за тяжкое время блокады, прогрохотало над Невой и угасло. Кирпичная пыль осела на крутой подмытый течением берег, на могилы прицерковного кладбища…