Невозможно остановиться

На крылечке бани происходит незапланированная встреча. Меня окликает чернявая, шустрая девица с огромной сумкой. В первый момент не могу узнать, кто такая. И во второй тоже. Мелкие черты лица, острый носик, живые глаза. Безбоязненно улыбается.

— Погоди, погоди… — бормочу. — Ты ведь…

— Ну да. Зина.

— Черт возьми! Какими судьбами? С Шикотана?

— Нет, я уже не там. Я на плавбазе теперь. С рейса пришла. А ты как? — приглядывается она ко мне.

— Я как? Да вот так, как видишь. Работаю в бане. Иду со смены.

— Так я и поверила! С легким паром!

— Спасибо, Зина. А ты все такая же. Не изменилась. Значит, рыбачкой стала?

— Жить-то надо, — шмыгает она острым носиком.

— На разделке?

— Ага, на разделке. Я у подружки остановилась. Скоро снова в рейс.

— Ясно! Ну, и что будем делать, Зина? Как будем жить дальше?

Она смеется. Живые глаза блестят. Лет двадцать, не больше.

— Это ты уж сам решай.

— А ты свободна вообще-то?

— Как сказать… Освобожусь.

— Телефон у подружки есть?

— Есть.

— Давай.

— Все равно ведь не позвонишь, знаю. Ладно! — Она называет номер.

— Ну, жди вечером звонка. С легким паром!

— Ага. Спасибо. Только не обмани.

— Да уж будь спокойна.

И, улыбнувшись друг другу, расстаемся после такой содержательной беседы. Мысленно я повторяю номер, хотя вряд ли им воспользуюсь. Потому что неясно, что со мной приключится в ближайшие часы, а еще потому, что есть некая загадка в наших с Зиной взаимоотношениях. До сих пор мной не установлено: она, Зина, или ее подруга — толстенькая такая, помнится, матерщинница — надолго выключили меня из активной жизни. Около двух лет прошло, кажется, с тех пор.

«Поздравляю! — сказал мне носатый, черноволосый, веселый венеролог. — Типичная гонорея. С кем изволили общаться?» — «Это трудно, знаете, вспомнить», — нахмурился Теодоров. — «А вы постарайтесь. А то упечем в стационар. У нас такой порядок». — «Писателя в стационар?!» — возмутился Теодоров. — «А почему нет? Там найдутся читатели. Ну, давайте! Припоминайте всех потенциальных». — «Предполагаю, что Зина или Лена. Фамилий не знаю», — трудно выговорил Теодоров. «Так. Так. Фамилий не знаете. Но адрес-то, надо полагать, известен?» — «Какой адрес на Шикотане! Барак на бараке. Там их полно. А девиц как сайры».

— «Знаю. А работают где? Вы поймите: вы других мужиков спасаете». — «Я понимаю. На рыбозаводе работают. Но там их несколько. На каком именно — мне неведомо». — «Пьяны, конечно, изволили быть?» — «Да уж не трезв». — «Что ж, так и запишем. Амнезия, запишем, у писателя. После Зины и Лены отношения имели?» — «Не успел, доктор. Потекло. Еще на пароходе». — «Женаты?» — «Разведен, месяц назад». — «Та-ак-с! Понятно. Придется, товарищ классик, дать подписку». — «Что еще за подписка?» — «А такую подписку, что вы на шесть месяцев прекращаете свою половую деятельность». — «Шесть месяцев?!» — «Не меньше! Ничего, воздержание полезно. И вообще мужайтесь!»

И с этим напутствием я прихожу, помнится, к своему попутчику по творческой командировке, к своему, так сказать, подельнику и сообщаю ему: «Поздравь, Алеха. Чистейший триппер». И он бледнеет, мой дружище. Он ждет, видите ли, в скором времени приезда из отпуска своей жены, а Зина и Лена ему тоже знакомы не понаслышке. «А у меня ничего нет, — бормочет. — Никаких таких признаков». Надо утешить его, и я утешаю: «Это, Леха, бывает. Значит, ты более стойкий. Или общаешься с ними по-дилетантски». — «Убить их, сучонок, мало!» — рычит Леха. «А вот это ты зря, — говорю. — Мы сами напросились. А, кстати, они могли и не знать, что больны. У них все иначе, чем у нас». — «Всех ты жалеешь, всех оправдываешь, христосик!» — «А как же! Жизнь у верботы несладкая. Да ты ведь чист». И правда, все у него обошлось.

А я вот встретил одну из двух виновниц и взял у нее телефон, хотя, может быть, именно благодаря Зине чуть не полгода у меня вылетело вхолостую… Нет, нельзя сказать, что вхолостую. Трезвый и непорочный, я усердно писал буковки, которые, постепенно множась, превратились в большую повесть о беззаветной любви.

«Может, и позвоню, — думаю. — Боевая ведь девица Зина. Много чего знает. И на суше, и на море. Интересно с ней!» — И с этой мыслью вхожу в будку телефона-автомата.

Откликается сам Мальков Виктор Алексеевич, гинеколог, стало быть. Мы обмениваемся приветствиями. Он радуется, что я жив, а я прошу его позвать к телефону Жанну.

— А зачем тебе Жанна? Спрашивай меня. Я все знаю, что она знает, даже больше.

— Неужто? И даже адрес практикантки по имени Лиза тебе известен?

— Может быть. Но зачем она тебе? Она не для таких пьянчуг, как ты.

— Слушай, Малек, не хами. Я ночь не спал, думал о ней. А ты в любви ничего не понимаешь, только во внутренних органах.

— Ладно, сжалюсь. Она здесь.

— Да ты что!

— Вот именно. Пришла в гости. Садимся за стол.

— Осень хоросо! Еду! Жди.

— А кто тебя приглашал, интересно?