Невольница: его добыча

Не помню, как покидал дворец наместника, как садился в корвет. Если бы я увидел ее сейчас — убил бы на месте. Дрянная тварь, не дающая мне покоя. Кровь кипела, удары сердца отдавались в висках болезненным набатом, в ушах шумело так, что я не слышал шума двигателя. Я чувствовал, как на шее вздулись вены. Почему Торн случайно нашел ее на Норбонне? Теперь, узнав, я не мог отказаться, сбросить ее со счетов. Тем более забыть или отпустить, не подчинив тело и не сломав волю. Она моя. Моя по праву. Моя вещь. Мой трофей. Моя компенсация за перенесенный позор. Не хотел иметь ее впопыхах, портить себе удовольствие. Идиот. Теперь она ускользала, оставляя меня в дураках. Меня! Маленькая высокородная сучка! Тварь. Я боялся даже представить, что сделаю с ней, когда верну.

Торн встречал у трапа. Я шагнул из корвета и схватил его за грудки, впечатывая в разогретый солнцем борт:

— Как ты мог ее упустить?

Он нервно убрал мои руки, невзирая на чин. Сейчас он был другом:

— Остынь! Если бы не Лора — может и до сих пор ничего бы не узнали, пока ты не вернулся. Представляешь, как далеко она бы забралась за это время?

— Причем здесь твоя рабыня?

— Это она подняла тревогу, когда увидела ее на космодроме.

— Как давно это было?

Торн посмотрел на часы:

— Семнадцать минут назад. Но отряд я выслал сразу же. Она далеко не зайдет, не знает, что такое лес.

Я вновь тряхнул его за ворот мундира:

— Как вообще могло получиться, что она покинула флагман?

— Я допросил караульного — она пыталась выйти, но он развернул ее, — Винс вновь скинул мои руки. — Переоделась в форму рядового. Кто же знал… Я бы сам не догадался, если бы моя норбоннка не сказала.

Я ударил кулаком в стальной борт корвета, по космодрому потянулся тугой металлический гул:

— Собирай солдат. Всех солдат. Отзывай из увольнительного. Поднимай гарнизон Форсы. Иди сам! Пятьдесят тысяч геллеров тому, кто ее вернет!

Винс тронул меня за плечо и тихо пробормотал:

— Подумай, как это будет выглядеть. Всего одна жалкая рабыня. Это слишком, Адриан, — он покачал головой. — Ты не представляешь, какие пойдут слухи.

Я сбросил его руку:

— Мне плевать.

17

Почти не помню, как преодолела пропускной пункт. Просто неслась напролом, придерживая шлем руками, хотя в этом теперь не было никакого смысла. Волосы давно выбились и лупили плетьми по спине. Я проскочила ворота в то мгновение, когда охрана пропускала вереницу гербовых корветов, втиснулась, рискуя быть раздавленной пластами стали, но чудом выскочила с другой стороны ворот. Я скинула, наконец, шлем, который душил, и припустила, не разбирая дороги в сторону каких-то низких строений.

Забежала за угол и в изнеможении схватилась рукой за стену, чтобы не упасть — из-за плотного влажного воздуха было тяжело дышать. Из горла вырывался хрип, я все время сплевывала вязкую слюну и пыталась прокашляться, чтобы стало легче, но это не помогало. В легкие будто набили ваты, через которую я должна вдыхать. Тяжело, с хрипом, без возможности набрать воздух полной грудью. Казалось, я бегу несколько часов и уже едва жива.

Со стороны космодрома послышался вой сирены — уже подняли тревогу. Хотя, это закономерно. Я наспех освободилась от формы, которая душила, словно меня завернули в целлофан. Будто скинула доспех. Она казалась слишком тяжелой, почти неподъемной. Даже такой вес отнимал силы, которые и без того высасывала эта непривычная атмосфера. Я бегло осмотрелась. Метров на пятьсот тянулась полоса выхолощенной черной земли, за ней начинался лес. Я верила, что это лес, таким показывали его в книгах. Или почти таким. Лес — это спасение.

Я вдохнула так глубоко, как только могла, подобрала подол и понеслась в сторону стены огромных разлапистых деревьев. Не оглядываясь, превозмогая себя, не думая ни о чем кроме своей цели. Я должна быть быстрее катера, хоть это и звучало смешно. Здесь, на открытом пространстве, катер вмиг покроет расстояние, но будет почти бесполезен в лесу. Я так думала. Хотела, чтобы так было. Вой сирены, докатывающийся с космодрома, бился в ушах, заглушаемый пульсацией крови и моим шумным больным дыханием. Я почти не чувствовала ног, но бежала и бежала, пока не вломилась в живую зеленую стену, раздирая кожу и платье. Книги называли что-то подобное кустами.

Я продралась через живую изгородь, оставив на ветвях лоскуты тонкой ткани, рухнула на влажную землю, пахнущую плесенью, и долго дышала, не в силах подняться, но в голове сумасшедшей мухой билась лишь одна фраза: «Беги». Беги! Быстрее, дальше, туда, где они не смогут достать. Я поднялась на четвереньки, откашлялась, пытаясь выплюнуть скопившуюся в горле слизь, но это не помогало. Трахея будто сузилась, как минимум, вдвое, забирая вдвое меньше воздуха. Я устало поднялась, обдирая ладонь о шершавый ствол дерева.