— Просто он ею пользовался. Может, женщина…
— Милый Евсей Николаевич, никакой женщины тут нет. Дороговато бы любовница Фиты вам обходилась. Аренда-то сколько тянет? Наверное, шестизначная цифирь… Только дурак мог бы оказывать такую услугу за счет фирмы, либо человек, которому приказали, а ослушаться такого приказа он не посмел, убоялся. Я правильно рассуждаю?
— Не совсем. Дачу мы арендовали. А когда Фита узнал об этом, попросил ключи. А с кем он здесь встречался, не знаю.
— Вот так просто, простите, неприметная фирма «Улыбка» получила в аренду бывшую дачу ЦК КПСС? Вы же сами понимаете, что это нереально. Кто-то очень высокий должен был вам посодействовать. Что же вы меня за дурака принимаете? Обижаете, Евсей Николаевич.
В это время в дверном проеме показался сотрудник.
— Я закончил, товарищ полковник.
— Ну что? — спросил Зуйков.
— Кое-что есть, — улыбнулся сотрудник.
— Что-ж, поехали отсюда, — распорядился Зуйков, и они пошли к машине, стоявшей за воротами.
Батрова по его просьбе они высадили у метро. На прощание Зуйков ничего не сказал ему, только кивнул головой. По дороге в управление Зуйков думал: «У кого были еще ключи? И сколько их, владельцев ключей, приходивших на дачу на тайные свидания с Фитой? Женщина! Чушь! Никаких следов, запахов, даже постели нет, голый матрас в спальне. А люди возраста и уровня Фиты, коль уж заводят любовниц, обставляют это дело с комфортом».
— Так что? — спросил Зуйков сотрудника.
— Есть «пальцы». На бутылке коньяка и на бокалах.
— Приедем, сразу же сличи с «пальцами» Фиты, их у покойника «откатали». Остальные проверь по картотеке…
Желтовский не объявился. Зуйков решил набраться терпения. С утра ушел на доклад к начальнику управления, затем писал какую-то справку, освободился к концу дня. По внутреннему телефону позвонил сотрудник, попросился на прием.
— Чего улыбаешься? — спросил Зуйков.
— Куча новостей.
— Излагай.
— Я был на квартире, которая числится за Якимовым, та, что купила «Улыбка».
— Застал?
— Нет.
— Входил?
— Да.
— Аккуратно? Не наследил? Прокуратура вой поднимет, головы поснимает.
— Все чисто сделал.
— И?
— Конура, грязновато, нежилой дух, словно там нищий обитает. Искал «пальцы». Нигде. Так не бывает. Значит, все протерто. Тоже ведь симптомчик. Но я нашел. На ручке форточки. Эти же «пальцы» совпали с теми, что нашли на даче, на бутылке. Еще одни с бутылки — пальцы Фиты. Вот и все участники дачных свиданий. Говорил с соседями Якимова по лестничной площадке: маленького роста, большеголовый, сильный торс и… рыжеволосый! Узнаете?
— Ох-ха! — выдохнул Зуйков.
— Соседи его видели раза два-три всего, хотя живет он там года три. У них впечатление, что он там бывает крайне редко. Кто он, чем занимается, откуда появился — никто не знает. С этим все.
— Молодец! Есть еще что-нибудь?
— Есть. По сводкам. С повинной в райотдел явился человек, заявивший, что он застрелил двух наемных убийц.
— Подробности имеешь?
— Да, — сотрудник достал листок из большого блокнота. — Брустин Борис Сергеевич, шестьдесят девять лет, фронтовик, инвалид войны, сейчас пенсионер, работал всю жизнь инженером в проектной организации. В собственноручных показаниях сообщил, что сын его, автомеханик на СТО, был убит двумя приезжими из Латвии наемными убийцами. Автомеханик якобы заподозрил в них угонщиков машины, которую накануне ремонтировал другому владельцу. Те поняли это, каким-то образом заманили его в эту краденную машину, увезли в Подмосковье и в лесу убили и зарыли. Старик застрелил обоих из пистолета, привезенного еще с фронта, после этого явился в райотдел, сдал свой пистолет и два ствола убийц. Группа, выезжавшая с ним на место, обнаружила зарытый труп его сына, умершего от черепно-мозговых травм. И еще два трупа в кустах со смертельными огнестрельными ранами. Угнанную убийцами машину старик подогнал к райотделу. В показаниях утверждает, что застрелил двух наемных убийц.
Зуйков задумался: «Что мне этот старик? Без меня разберутся с ним… Но… Утверждает, что застрелил двух наемных… Откуда у него такая уверенность?…»
— Н-да… Дела… Где содержится этот старик? — спросил Зуйков.
— В СИЗо, — сотрудник назвал, в каком. — У меня все, товарищ полковник.
— Хорошо, спасибо.
Когда сотрудник ушел, Зуйков позвонил по телефону:
— Виктор Адамович, там у вас подследственный Брустин, явка с повинной. Хочу повидаться… Добро… договорились…
Большая голая комната. На окне решетка. Стол, два стула по обеим его сторонам. За одним — Зуйков, напротив, на втором, старый человек с изможденным, но гладко выбритом лицом, одет опрятно. Это — Брустин Борис Сергеевич. Они беседуют уже полчаса, беседуют так, как будто сидят за столиком в кафе, а не в СИЗо. Эта тональность установилась сразу, едва Брустина привели. Задал ее он, без всякой бравады дав понять Зуйкову, что не угнетен, не подавлен пребыванием здесь, где он терпеливо и спокойно готов ожидать суда.
— Мне в сущности все равно, что меня ждет. Жену я потерял, теперь вот сына. Для кого жить? Для себя? Так я уже стар, свое прожил, — сказал Брустин.
— Так нельзя, — сказал Зуйков.