Невинное зачатие

– В общем, вот, – Маша расстегнула сумочку… нет, сумище, потому как то, что у нее висело на плече, имело размер XXXL. Да туда можно было запихать половину моего гардероба! Никогда не понимал, что женщины носят в таких сумках?

Задумавшись над этим философским вопросом, я не сразу заметил, что мне под нос сунули справку. Взяв бумажку в руки, я пробежал ее глазами. Из написанного следовало, что у Пчелкиной М.И. имелась врожденная патология – две матки. И оба органа были оплодотворены.

Мать моя женщина! Я невольно представил себя с двумя членами. Зря. Еще одна страшная картина, которую хер знает, как развидеть.

– Окей, – протянул я, откидывая справку. – А когда мы сможем точно узнать, чьи это дети?

– Не раньше, чем они родятся. По крайней мере, безопасным способом.

– Я был лучшего мнения о современной медицине.

– А я – о мужчинах, – пожала Пчелкина плечами. – И что мне теперь делать?

А у мамзель, я смотрю, язык стал заметно острее и резал направо и налево. Но со мной такое не пройдет.

Поднявшись на ноги, я обошел стол и приблизился к Маше вплотную. Мы находились так близко, что я буквально вжимал ее своим телом в край стола. А глаза у нее, оказывается, были голубые. Хотя сейчас, когда отвечала мне упрямым взглядом, они приобрели глубокий синий оттенок. Забавно, но я не мог бы сказать, какого цвета глаза у моей собственной невесты. А этот взгляд я никогда не забуду. Почему-то был в этом уверен.

– То есть… – заговорил я вкрадчивым тоном, – ты намекаешь, что мы тебя не удовлетворили?

– Я не это имела в виду.

– Вот как? Жаль. А то я уже собирался тебе во всех деталях напомнить тот вечер. И то, как ты настолько торопилась стать ближе, что запульнула трусы на люстру.

На самом деле, я ни хрена не помнил, как эти трусы там оказались. Но дразнить Пчелкину отчего-то было приятно. В том числе потому, что она снова покраснела.

– Я принесла то, что вы хотели, – сказала Маша. – А теперь выпустите меня, я ухожу.

– Уже? – поинтересовался я нарочито удивленно. – А как же стать друг другу ближе? Мы ведь только начали! – я повел бедрами, заставляя Пчелкину стать совсем красной.

– Вы жених Агаты Эдуардовны! – воскликнула она возмущенно. Ну прямо невинная Ева, искушаемая коварным змеем.

– И что? На мальчишнике тебе это не мешало.

– Я была под действием каких-то веществ!

– Ты была одета проституткой! – парировал я. – А что, если бы тебя схватил кто-то другой?

Эта мысль мне самому почему-то не понравилась.

– Было бы то же самое! – приложила Маша мою гордость, как таракана тапкой – об пол.

– То же самое? – переспросил я обманчиво мягко. – Ты уверена?

И неожиданно даже для себя накрыл ее рот в поцелуе.

Ни хрена не помнил, что происходило между нами в ту ночь, но то, что было сейчас… оказалось внезапно приятным. До такой степени, что в штанах стало беспокойно. И надо было это заканчивать, но я не мог оторваться от Пчелкиной, точно оголодавший – от еды.

– Ты как мед, – пробормотал ей в губы, когда разорвал тягучий поцелуй, чтобы глотнуть немного воздуха. И почувствовал, как ее кулаки упираются мне в грудь.

Не понял! Она что, меня отталкивала?

Отодвинувшись, я позволил Маше отступить от стола. И наблюдал, как волнующе вздымается ее грудь, когда она делает жадный вдох. Пожалуй, на это зрелище можно было смотреть вечно. Я начинал понимать, почему трахнул ее тем вечером. Вернее, мы с Леликом это сделали. Хотя думать о том, что нас тогда было трое, сейчас вдруг стало неприятно.

– А вы как шмель – бросаетесь на любой цветок! – заявила мне, очнувшись, Пчелкина.

Вот это сейчас обидно было.

– Не на любой, а только с самыми крупными… кхм, бутонами, – возразил я.

Неверяще покачав головой, Маша пошла было к выходу, но я еще не все сказал, что хотел.

Преградив ей путь, заговорил уже совсем иным тоном – резким и деловым.

– Вот что, Пчелкина. Если тебе нужна финансовая поддержка – я помогу. Но Агата не должна знать ничего о том, что было на том мальчишнике. И о его последствиях – тоже. Это ясно?

– А иначе что? – вздернула она подбородок.

– А иначе – пожалеешь, – пообещал я ровным тоном и отступил, позволяя ей уйти.

Пришлось очень крепко задуматься о том, что сказал мне Давид. Его слова обнажили мои собственные опасения. Когда говорить обо всем Агате? И говорить ли вообще?

Я думала о разных вариантах развития событий. Например, моя начальница мне не поверит и прогонит взашей. С чем я останусь? Без работы, без денег, но с пузом… Да, потом я обязательно подам в суд для выяснения, кто отец, но что это мне даст? Алименты? Я же знала, как это обтяпывают мужчины. Платят копейки, и взятки гладки.

А если поверит? Кто мне гарантирует, что сценарий не повторится? Вряд ли Агата захочет видеть рядом живое напоминание о том, как вероломен ее будущий муж.

Я приостановилась и потерла лоб.

«Меня не волнуют шлюхи», – вспомнились мне слова Агаты. Вот-вот. Я была для них всех той самой шлюхой, которую можно было прогнать прочь в любой момент. Или поцеловать, не вкладывая в это ровным счетом ничего. Божечки, как же все запуталось!