Невидимый убийца

Вида темных туч и проблесков молний, после которых грозно рокотал гром, вполне хватило Питту, чтобы у него сердце замерло от этих безбрежных морских просторов и усиливающихся порывов ветра. Зазор между жизнью и смертью сузился до толщины бумажного листка. Солнце давно скрылось, и море сделалось серым. Минуты отделяли утлое суденышко от того, чтобы оказаться в самой гуще вихря.

Питт решил времени зря не терять.

— Наша первоочередная задача — соорудить якорь, — сказал он Джордино и обратился к Мэйв: — Мне нужна кожанка.

Ни слова не говоря, она стянула куртку и протянула Питту. Джордино принялся шарить в небольшом рундуке под сиденьем. Вытащил он оттуда старую проржавевшую «кошку» и два нейлоновых троса длиной три и пять метров. Питт расстелил кожанку и сложил на нее всю обувь, «кошку», а также какие-то старые части мотора и несколько ржавых инструментов, которые Джордино выскреб из рундука. Потом он застегнул куртку на молнию, узлом стянул рукава и весь этот тюк привязал к короткому нейлоновому тросу. Сбросил грузило за борт, убедился, что оно ушло под воду, после чего закрепил второй конец троса на возвышавшемся посреди отсека кронштейне с бесполезными приборами для подвесного мотора.

— Ложитесь на дно лодки, — приказал Питт, обвязывая оставшийся трос вокруг центра кронштейна. — Потреплет нас изрядно. Обвяжите трос вокруг талии и оставьте свободный конец, чтобы привязать его к лодке, если перевернемся или вылетим в море.

Питт бросил последний взгляд поверх неопренового баллона на надвигающиеся от горизонта громадные валы. Море одновременно наводило ужас и поражало красотой. Стрелы молний вырывались из лилово-черных туч, гром походил на дробь тысячи барабанов. Буря обрушилась на них без всякой жалости. Всего десять минут прошло — и штормовой ветер забушевал вовсю, пошел дождь, обратившийся в такой беспросветный ливень, что не стало видно неба, а море вокруг вскипело пеной, будто суп на сильном пламени. Капли, подхваченные шквалом, завывавшим как тысяча предвещающих смерть привидений, жалили так нещадно, что вся кожа зудела.

Ветром срывало гребешки с трехметровых волн. Очень скоро волны поднялись до семи метров. Море удвоило бешеный натиск на хрупкую посудину и беспомощных пассажиров. Лодку то крутило, как волчок, то бросало по волнам, то затягивало в пучину. Небо и вода перемешались.

Удивительно, но якорь не оторвался. Он выполнил свою задачу: не дал разбушевавшейся стихии поглотить лодку и ее пассажиров. Серые волны окатывали людей и заливали днище лодки шипящей пеной. Троица давно вымокла до костей, но упрямо держала центр тяжести, наделяя посудину лишней долей устойчивости.

Во благо оказались малые размеры судна и неопреновые баллоны по бокам корпуса. И то и другое делало лодку плавучей, как пробка. «Если якорь удержит, — подумал Питт, — у нас определенно есть шанс на спасение». Однако следующие двадцать минут ему показались вечностью.

На лодку обрушивались нескончаемые валы воды, в которой задыхались и заходились в кашле три человека, пока посудину поплавком не выбрасывало на гребень следующей стеной идущей волны. Вычерпывать воду было незачем: заполнявшая отсек вода своей тяжестью удерживала их, чтобы они не перевернулись. Люди изо всех сил старались удержаться, чтобы их не смыло водой, а уже через секунду, когда лодку унесло в пучину, судорожно хватались за что попало, чтобы их не вышвырнуло в воздух.

Питт с Джордино крепко сцепили руки над устроившейся меж ними Мэйв, упирались в борта ногами, для опоры. Если бы одного из них смыло за борт, то не оставалось бы возможности спастись. Ни единой живой душе не под силу выстоять в одиночку в бушующем море. Из-за ливня уже в нескольких метрах ничего нельзя было разглядеть, и очень скоро им стало попросту не на что смотреть.

Вспыхнули молнии, и Питт взглянул на Мэйв. Вид у нее был такой, словно она смирилась, что ее забросило в ад, где уготованы страшные муки от морской болезни. Питт терзался, что никак не мог утешить ее словами, ведь рев ветра не давал ничего расслышать. На чем свет стоит клял он Артура Дорсетта «Боже, — думал Питт, — вот ужас-то иметь отца с сестрицами, которые до того ее ненавидят, что крадут ее детей, а теперь вот и саму на смерть обрекли, только потому, что она мила и добра и не пожелала связывать себя с их преступными махинациями! Жуткая несправедливость! Нет, она не умрет. Во всяком случае, ни за что, пока сам я жив». Положив руку на плечо Мэйв, он с нежностью пожал его. Потом перевел взгляд на Джордино.

У того на лице застыло полное безразличие к невзгодам. И такая явная беззаботность в кромешном аду подбодрила Питта. «Чему быть, того не миновать», — было написано в глазах друга. Жизнестойкость этого человека не знала границ. Питт не сомневался: Ал раньше умрет, чем опустит руки, держащиеся за лодку и удерживающие Мэйв. Морю Джордино не поддастся никогда.