Невидимый фронт Второй мировой

Можно предположить, что на этот раз выдуманная дата рождения – январь 1917 года – призвана была показать, что Хускивадзе-Гоглидзе родился еще до Февральской революции.

Вероятно, со стремлением затеряться связана была и смена имени и фамилии. Мельников подтвердил, со слов своего солагерника Владимира Рейхмана, который учился в той школе, где Авенир Михайлович был тренером по боксу, что в Ленинско-Кузнецке его знали под фамилией Гоглидзе.

Между прочим, от советских орденов Хускивадзе избавился почти так же, как и другой фантазер – писатель Владимир Богомолов. Авенир Михайлович будто бы имел два ордена Ленина, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, а за службу в германской армии имел два железных креста. И, по его словам, отказался от них после трагических событий апреля 1989 года на проспекте Руставели в Тбилиси: «Мы с женой после апрельских событий в Тбилиси пришли в ЦК и партбилеты вместе с наградами на стол швырнули». Богомолов же, будто бы в начале 50-х отсидев почти год под следствием по ложному обвинению, после освобождения швырнул возвращенные ему награды в мусорную урну.

Полагаю, что на самом деле весь рассказ о мнимом советском Штирлице-штурмбанфюрере, как правильно заметил Владимир Мельников, родился во время заключения в лагере. Ведь там от умения красиво сочинить себе биографию, превратив ее в настоящий роман, способный увлечь соседей по бараку, порой зависело выживание (см. «Колымские рассказы» Варлама Шаламова). Вот так и рождаются легенды о Штирлицах. Правильно сказал старый зэк, литературовед Марлен Кораллов, встречавшийся с Мельниковым и Хускивадзе в Майкудуке: «Вдоволь наслушавшись тюремно-лагерного трепа, давненько пришел я к выводу, что зэки врут покруче, чем рыбаки и охотники. Врут не все, не всегда, однако же, образуя в России мощный народный пласт, и не случайно, а по мотивам историко-социально-психологическим. Согнутым в три погибели необходим реванш. Как в глазах счастливчиков, кому до сих пор везло проскакивать мимо тюряги, так и в собственных, потускневших. Униженным и оскорбленным надо оставаться личностями. Загремев в лагерь, молодой лейтенант, как правило, жаждет себе присвоить звание капитана. А хорошо бы майора. Командир полка раз-другой нечаянно вспоминает, что приходилось командовать корпусом. А отсидев пяток или семь-девять годков, начинает в это твердо верить. И не пробуй его опровергнуть».

Хускивадзе же, как сообщается в картотеке безвозвратных потерь, ныне доступной в Интернете (http://www.obd-memorial.ru/Memorial/Memorial.html), в Красной армии был всего лишь старшим лейтенантом, заместителем командира батареи 526 легкого артиллерийского полка. Там же сообщается, что он родился в 1918 году в Москве и был членом ВЛКСМ (тогда как сам он в беседах с Шнеером утверждал, что был членом ВКП(б)). Запрос о нем не позднее января 1944 года направила Мария Георгиевна Солдатова, проживавшая в Москве по адресу: Авиамоторная улица, д. 4, корп. 4, кв. 7 – и не получавшая писем от него с августа 1942 года. Скорее всего, это была гражданская жена Авенира Михайловича, которой он, по всей вероятности, посылал свой аттестат на получение денежного довольствия. Может быть, откликнется кто-то из ее родственников и поможет прояснить историю Хускивадзе.

Воздушные замки, или Как генерал Кириченко орден Ленина заслужил

После просчетов в оценке сил и намерений германского командования весной 1942 года советская разведка, Генштаб и командование фронтов усвоили одно простое правило: гораздо безопаснее преувеличивать, а не преуменьшать силы и средства противника. Тогда в случае победы успех будет выглядеть весомее, а при неудаче всегда будет готово оправдание: враг оказался чересчур силен. Кроме того, преувеличивая численность и оснащенность войск противника на своем участке, можно было таким образом добиваться выделения себе дополнительных дивизий и боевой техники. Но поскольку в той или иной мере завышали данные о противнике практически все фронты и армии, на перераспределение советских резервов по направлениям этот фактор на практике не оказывал принципиального влияния. Зато определить слабое место в немецкой обороне становилось крайне трудно, поскольку даже туда, где вроде бы неприятельских сил совсем не было, советские штабы на всякий случай помещали «дивизию не установленной нумерации». Боевые донесения же порой приобретали совершенно фарсовый характер. Вот только один из самых ярких примеров.