На первый взгляд доводы Ротмистрова выглядят убедительными, но если начать разбирать их по пунктам, то нищета аргументов командарма-5 бросается в глаза. Надо учесть, что полноценные радиостанции в то время в Красной армии были только на танках командиров, тогда как остальные танки оснащались лишь радиоприемниками. Это крайне затрудняло управление и взаимодействие в бою. Если выходил из строя командирский танк, оставшимся танкам приходилось действовать самостоятельно. Ведь никто из командиров танков, не имея радиопередатчика, не мог заменить командира подразделения.
Предложение массировать на узком участке фронта силы четырех танковых и механизированных корпусов, насчитывавших одних только танков до 1100 единиц, да еще подкрепленных несколькими полками САУ, способно было только еще больше дезорганизовать управление, тем более что радиостанций на 100 боевых машин в советских танковых войсках приходилось меньше, чем в немецких. Ротмистров, как и другие советские танковые начальники, исходил из преувеличенных данных разведки о количестве танков в германских танковых армиях. Ведь в каждой из двух немецких групп армий, участвовавших в операции «Цитадель», было примерно столько же танков, сколько Ротмистров просил для одной только своей танковой армии[8].
В записке Маленкову командующий 5-й Гвардейской Танковой Армии упоминает только неприятельские танки Т-3 и Т-4, но ничего не говорит о новых германских танках Т-6 «тигр». А ведь они использовались на Восточном фронте с конца 1942 года. Уже в январе 1943 года в руки советских войск в качестве трофея попал по меньшей мере один исправный «тигр». Так что к апрелю того же года Ротмистров должен был бы знать о тактико-технических характеристиках новой немецкой машины. Само собой напрашивалось предположение, что к началу весенне-летней кампании 1943 года они могут поступить на фронт в массовом количестве и нашим «тридцатьчетверкам» в борьбе с ними будет очень тяжело одержать верх.
В своей докладной записке Павел Алексеевич ничего не пишет о приказе наркома обороны Сталина от 19 сентября 1942 года. Как я уже говорил, он предписывал танкистам вести огонь преимущественно с ходу и оснащать танки дополнительными баками на броне, чтобы увеличить запас хода. Это приводило только к напрасному расходу снарядов и делало танки уязвимыми даже для пуль и осколков. Но Ротмистров, как и другие генералы-танкисты, не рискнул протестовать против абсурдных требований приказа, который действовал до конца войны. Они предпочитали получить под свое начало как можно больше танков, чтобы задавить противника количеством машин, а не умением экипажей. Ведь вплоть до конца 1942 года механики-водители советских танков, перед тем как идти в бой, получали практику вождения от 5 до 10 моточасов, тогда как для уверенного управления танком требовалась практика минимум в 25 моточасов. Многие механики из нового пополнения вплоть к началу Курской битвы так и не успели как следует научиться водить боевые машины.
Очень скоро Ротмистров проверил свои теоретические воззрения на принципы боевого применения танковых войск в деле. Павел Алексеевич добился своего: во время Курской битвы под его началом находилось пять корпусов, в том числе четыре танковых. Но такая концентрация советской танковой мощи окончилась большим конфузом.
Из всех событий Курской битвы я остановлюсь на танковом сражении, которое произошло 12 июля 1943 года у деревни Прохоровка между 5-й гвардейской танковой армией генерала Павла Ротмистрова (в составе 18-го, 29-го, 2-го и 2-го гвардейского танковых и 5-го гвардейского механизированного корпусов) и 2-м танковым корпусом СС группенфюрера Пауля Хауссера. Оно справедливо считается крупнейшим танковым сражением Второй мировой войны. По мнению советских генералов и историков, именно бой у Прохоровки стал кульминацией всей Курской битвы. С их легкой руки это сражение было объявлено великой победой наших бронетанковых войск. Этот миф подхватили и многие западные историки. Как писал американец Мартин Кэйдин, на Прохоровском поле «лихая „кавалерийская“ атака „тридцатьчетверок“ была проведена столь стремительно, что тщательно разработанные немецкие планы сражения оказались сорванными, и немцы так и не получили возможности наладить управление своими частями и подразделениями и дать бой по всем правилам». Советские генералы утверждали, что ни по общему числу танков, ни по потерям немцы практически не уступали советским танкистам в этом сражении. У Ротмистрова будто бы было 850 танков и САУ, а у Хауссера – около 750 танков и штурмовых орудий, в том числе более 100 «тигров». Потери же советские источники определяют в 300–400 танков с каждой стороны.