Для многих людей поведение отца Георгия было странным и непонятным: он нёс, с их точки зрения, явную несуразицу. Встретившись с мирянами, которые догадывались о его подвижничестве, он произносил: «Еда – жизнь, пост – смерть; еда – жизнь, пост – смерть…» В трапезной он специально садился напротив них и начинал, чавкая, жадно и много есть; второе блюдо он ел только руками, вытирая их о свои волосы и одежду. После этого миряне говорили друг другу: «Теперь мы точно знаем, кто он такой: он чревоугодник, а не подвижник».
Как-то (это произошло в Дафни, главном порту Афона, при многочисленных свидетелях), он подошёл к полицейскому и сбил с него фуражку, а потом растоптал её ногами. Его немедленно отправили в сумасшедший дом. Врачи тщательно обследовали его, но никаких отклонений в психике не нашли и отпустили обратно на Афон. С тех пор ярлык сумасшедшего крепко прилип к отцу Георгию. А ему только это и было нужно – с таким ярлыком он чувствовал себя намного свободнее и безопаснее.
«Я познакомился с отцом Георгием в то время, когда был новоначальным монахом, – рассказывает отец Паисий, – Духовный опыт у меня был, мягко говоря, невелик, и поведение старца меня смущало. «Он какой-то ненормальный», – сказал я. Отец Герман, старейший и добродетельнейший монах обители, услышав эти слова, улыбнулся: «Если бы все люди были такими «ненормальными», как он, то на земле наступил бы рай. Хорошенько запомни, чадо, мои слова: отец Георгий – святой; он юродствует ради Христа».
Прошло какое-то время, и я, наблюдая за странным монахом, убедился в правоте слов моего собеседника и стал относиться к отцу Георгию с большим благоговением».
Более всех добродетелей старец ценил смирение и послушание. Несмотря на то, что его разум уже давно и надёжно был подчинен воле Божией, он считал, что его смирение и послушание всё ещё хромают. Чтобы исправить этот недостаток, он поступил послушником к одному монаху, у которого от менингита повредился рассудок. Приказания монаха были нелепы, желания – неестественны, просьбы – абсурдны, но отец Георгий безропотно нёс свой крест, выполняя любой его каприз. Чем старательнее он это делал, тем сильнее ругал его повредившийся монах. Отец Георгий считал, что получает большую духовную пользу. Так продолжалось довольно долго. Наконец, совершенное смирение послушника вывело монаха из себя, и он прогнал его. Отец Георгий снова ушёл в горы.
Все времена года были для него совершенно одинаковыми, потому что он жил уже в раю, и любовь Божия то согревала его, то давала прохладу. Он полностью предал себя в руки Божии и чувствовал себя в полной безопасности, где бы ни находился – в дикой пещере или на одинокой скале, в лесных дебрях или на берегу моря; его охранял Сам Христос; подвижника переполняла непередаваемая радость, и лицо его всегда светилось.
Внезапно старец исчез. Пробовали отыскать его следы, но все усилия оказались тщетными. Никто его больше не видел и никто о нём ничего не слышал. Может быть, он находится среди двенадцати сокровенных старцев…
На секунду выглянуло солнце, но тучи вновь плотно закрыли его. Со стороны моря доносились крики чаек. Пахло прошлогодней прелой хвоей. Мы поднялись, вернулись на тропинку и продолжили свой путь к пещере Нила Мироточивого.