Она разомкнула объятия, и мы стояли и смотрели друг на друга.
– У Грима моя идентификационная карточка, – произнес я, потому что нужно было сказать хоть что-то.
– Знаю. Он мне ее показал, – Юлия рассмеялась. – Ты такой забавный на ней… Совсем ребенок.
Через минуту мы забрались на башню и уселись на выступе. Ладонь Юлии лежала в моей и казалась очень маленькой.
– Я всегда начинаю размышлять, когда сижу здесь, наверху, – сказала она.
– Почему? – спросил я.
Она кивнула в сторону одного из множества домов.
– Я знала одного человека, он жил в том доме с красной крышей. Отсюда видны его старые окна. Это всегда заставляет меня… думать о нем.
Юлия рассказала, что они ходили в один детский сад, были одного возраста и носили одинаковые ботинки. Случилось так, что этого мальчика стали дразнить, потому что у него были такие же ботинки, как у нее. Юлия помогла ему, убедив остальных, что это не у него были девчачьи ботинки, а у нее – мальчишеские.
– Я была спокойным ребенком – но в тихом омуте… – сказала она и рассмеялась.
Таким же был и он. Поэтому они любили одинаковые игрушки и вместе ходили на игровую площадку, которая была неподалеку. Они стали дружить и пошли в одну школу, слушали вместе музыку. Через какое-то время стали меньше общаться; так случается, когда классы разделяют, однако дружба сохранилась.
– Но однажды, – сказала Юлия, – с ним что-то случилось. Когда нам было по одиннадцать или двенадцать, я стала замечать, что он не все мне рассказывает. Сначала я думала, что он влюбился в меня, и этим объясняла себе его странности. Но я ошибалась. Наши отношения никогда не были такими, мы всегда были как брат и сестра, понимаешь?
Юлия даже рассказала ему о своей семье, чего обычно не делала, разве что в присутствии социальных работников. В ее рассказе даже проскальзывали намеки на домашнее насилие.
– Разве это не странно? – спросила она. – Что он не сказал ни слова?
– Ну… – пробормотал я в ответ.
Они отдалялись друг от друга все больше и больше, хотя и ходили в одну школу. Встречаясь в темно-серых коридорах, бывшие друзья просто здоровались.
Теплое и богатое событиями лето пролетело незаметно, как оно всегда и бывало в Салеме. В июне, перед самыми каникулами, Юлия видела его на футбольной площадке. А когда закончилось лето, он просто исчез. Испарился. Прошло несколько недель учебного года, прежде чем Юлия поняла это. Сначала жутко расстраивалась, а затем позвонила ему домой. Оказалось, что вся семья переехала, и Юлия не знала, куда.
– С тех пор я не видела его, – сказала она. – И я не понимаю, почему тяжело пережить, когда люди пропадают. Не знаю, как это объяснить, но, даже если не очень много общался с человеком перед тем как он исчез, все равно чего-то… не хватает.
– Как его звали? – спросил я.
– Скорее всего, вы не знакомы.
– А все-таки?
– Тим, – ответила Юлия. – Тим Нурдин.
Меня словно ударили в живот. Дыхание перехватило.
– Да, ты права. Я не знаю его.
Снова наступило лето. Лето, которое парализует весь город. Вместе с отцом мы помогали моему брату Микаэлю переезжать из дома. Ему уже исполнилось восемнадцать, и он работал в лакокрасочной мастерской. Каждый день, с восьми до четырех, он занимался тем, что придавал битым машинам вид новых. Я согласился помочь, когда мне предложили немного денег, но когда мы со всем справились, зарплату не хотелось забирать. Было приятно просто что-то делать вместе. В последнее время мы редко общались.
В детстве мы часто выбирались на природу, на пикники. Иногда катались на картингах или играли в футбол на поле около Салема. Я очень давно там не был. Возможно, следовало позвать туда Грима, ему наверняка понравилось бы.
Во время переезда мы разбирали в подвале разные коробки. В одной из них лежала вырезанная из газеты статья, датированная тысяча девятьсот семьдесят третьим годом. На фотографии были остатки разгромленной заправки около Фруэнгена. На заднем плане виднелись линии электропередачи. Заголовок статьи гласил: «БЕЗУМНАЯ ЕЗДА ЗАКОНЧИЛАСЬ КАТАСТРОФОЙ». Отцу нравилось рассказывать эту историю. По его словам, все случилось в то время, когда он еще не сошелся с мамой. Тогда отец очень много играл на конном тотализаторе и однажды, выиграв кучу денег в Сольвалле, купил белый «Вольво Р1800», такой же, «как у Саймона Темплара в “Святом”»[17]. Ему очень нравилось выжимать из машины все, что можно, на дороге около Фруэнгена. На перекрестке рядом с бензоколонкой он потерял контроль над машиной и врезался в заправку, сбил пару заправочных колонок и сломал несущую опору крыши. Позади машины падала крыша, а отец продолжал нестись в сторону линий электропередачи, располагавшихся неподалеку. Последнее, что он помнил, – вспышка света над капотом. Отключилось все электричество в округе, и, пока печаталась эта газетная статья, врачи сомневались в том, выживет ли этот «сумасшедший». Отец пролежал в больнице два месяца и получил письмо с уведомлением о необходимости возмещения ущерба на сумму сто тысяч крон. Я был почти уверен в том, что он даже радовался произошедшему.